Книга Я - тьма - Джен Робертс

— Да что ты вообще мелешь, черт тебя возьми?

Человек заржал — согнулся пополам от хохота. Когда выпрямился, он все еще посмеивался. Мейсон готов был взорваться. Он представил, как сейчас раскроит лопатой это улыбающееся лицо. Представил, как этот человек рухнет на землю — точно так же, как тот, в парке Дифенбакер.

— Ты до сих пор не знаешь, да? — наконец спросил мужчина. — Все еще не понял?

— Что?

— Ты на нашей стороне, парень. Им нравятся такие, как ты.

Мейсон за пару секунду преодолел разделявшее их расстояние. Он схватил человека за ворот рубахи и толкнул, глядя ему прямо в глаза с черными прожилками.

— Ты лжешь! — Еще один толчок. — Возьми свои слова назад.

Еще один.

На лице незнакомца усмешка сменилась злостью:

— Полегче, парень! Стоит мне закричать, и они прибегут сюда. Тогда и посмотрим, насколько ты крут.

— Возьми свои слова назад!

— Какие слова? Когда ты последний раз смотрелся в зеркало? Лицо свое видел? — Человек вырвался от Мейсона и отбежал в сторону. Когда оказался достаточно далеко, он развернулся и зашагал обратно, по направлению к шоссе.

— Но, может, я и вру. Всякое может быть. А может, и нет. Если ты им нужен, они за тобой придут.

Мейсон повернулся и что есть силы отшвырнул лопату. Она отскочила от дерева и упала в нескольких метрах от него. Яма была уже достаточно глубокой.

Вернувшись в комнату, он сразу пошел в ванную. Он не хотел касаться Синички, не счистив с себя грязь. Майкл стянул одежду, вылил в раковину воду из бутылки и распаковал кусочек мыла. Затем взял белое полотенце и начал смывать грязь и пот.

Что не так, Мейсон? Почему ты на себя не смотришь?

Тот человек пытался запугать меня, сказал себе Мейсон. Хотел вызвать во мне страх, потому что не справился бы со мной в драке. Это был просто прием, способ причинить боль, потому что для всего остального тот человечишка слишком труслив. Сейчас он, возможно, собирает своих дружков, чтобы вломиться в мотель и расправиться со мной. А чтобы гарантировать, что я никуда не убегу, человек заставил меня вернуться в комнату и торчать у зеркала.

Тогда почему же он не решается поднять взгляд и посмотреть на свое отражение?

Это глупо. Бояться нечего. Он не сделал ничего дурного и уж точно не собирался пускаться в кровавый разгул. Конечно, он зол — но на то есть причины. Разве не впадет в ярость тот, у кого отобрали все, что ему дорого на этом свете?

— Раз. — Мейсон начал отсчет. — Два. — Он обеими руками схватился за края раковины и стискивал кулаки, пока костяшки не стали такими же белыми, как эмаль.

— Три.

Он поднял глаза и посмотрел в зеркало. На него смотрело его собственное лицо — одновременно удивленное и измученное. К вспотевшему лбу прилипли каштановые волосы. Усталые голубые глаза налились кровью. Что Мейсон должен был увидеть? Рога? Кровавые слезы, стекающие по впалым щекам? Может, клыки? Ничего. Вариант четыре: ничего из вышеперечисленного.

Отражение с облегчением улыбнулось. Все вдруг показалось до крайности нелепым. Мейсон закатил глаза и подумал, что надо разобраться с водяными мозолями. Прежде чем хоронить Синичку, нужно забинтовать руки. Только инфекции ему сейчас не хватало.

Мейсон снял с вешалки полотенце и начал вытираться. В зеркале он увидел свое отражение в полный рост. Надо побольше есть. За последние недели он определенно сбросил несколько кило. Трудно придерживаться здорового питания, если вся доступная еда — либо консервы, либо чипсы.

Мейсон достал из рюкзака чистую рубашку и быстро оделся. Вполне возможно, тот лжец все еще поджидает его снаружи или уже направляется сюда. Надо выбраться. Глотнуть свежего воздуха. Успокоиться. Тогда в голове кое-что прояснится.

Но нельзя бросать Синичку. Надо позаботиться о ней.

Он вынес ее и осторожно опустил тело в могилу. Хотя он завернул ее в простыни, все равно было видно, насколько она маленькая и хрупкая. Когда на белую простыню просыпалась первая горсть земли с лопаты, по щекам у Мейсона потекли слезы. Он постарался не обращать на них внимания и сосредоточился на работе. Мейсон думал, что стоило бы произнести какие-нибудь слова — в память о Синичке и том времени, что они провели вместе. Но на ум ничего не приходило. Да и не было таких слов, которые могли бы ее описать.

Закончив, Мейсон развернулся и пошел прочь. Он не стал возвращаться в комнату за рюкзаком. Рюкзак был ему больше не нужен. Ничего не было нужно — кроме дороги под ногами.

Он решил, что обо всем остальном позаботится позже, когда доберется до Ванкувера. Впереди лежал долгий путь, и у Мейсона было полно времени, чтобы все обдумать.

Главное — ему надо было почувствовать океан.

Клементина

Они вошли в Сиэтл. Дороги больше не было. На месте запутанной паутины магистралей, тоннелей и эстакад остались лишь горы асфальта да брошенные машины. Повсюду валялось битое стекло. Город засыпало осколками. Здания превратились в скелеты из арматуры. Сильно пахло дымом. Некоторые дома все еще горели — наверное, те, где недавно хозяйничали мародеры.

Дорогой Хит, я почти добралась. Ты меня ждешь? Надеюсь, что был ты в каком-нибудь безопасном месте, когда все это произошло. Тебя ведь здесь учили, как вести себя при землетрясениях? Помнишь, мама нам рассказывала, что делать, если придет торнадо? Меня и пугала, и завораживала мысль, что такое может случиться. Ох, что это я болтаю! Помнишь, ты меня дразнил пустоголовой Барби? Сиэтл весь в руинах. Я никогда не видела такой разрухи. Я буду на месте уже через несколько часов. Надеюсь, ты как-нибудь сумеешь уловить это сообщение. Посылаю в твою сторону позитивные вибрации. Может, ты их почувствуешь — так же, как мама чувствовала, когда с нами что-то происходило. В любом случае держись. Я скоро.

Стояла тишина. Жуткая тишина. Повсюду лежали трупы. Некоторые погибшие были, по всей видимости, жертвами землетрясений — их тела лежали здесь уже очень давно, разлагаясь и распространяя вонь. Другие тела, окровавленные, свежие, принадлежали тем, кого убили загонщики. Кое-где трупы были свалены один на другой и подожжены. Клементина отвернулась, когда они проходили мимо первого такого костра. Миновав восемь или девять, она перестала вести им счет, а еще через какое-то время прекратились приступы тошноты.

Как странно привыкать к таким вещам.

— Умно, — прошептал Майкл. Запах разложения был таким сильным, что им пришлось прикрыть лица рубашками. — Они убирают за собой. Может, загонщики и сумасшедшие, но даже они беспокоятся о гигиене.

— Зачем им это? — спросила Клементина.

— Множество причин, — ответил Майкл. — Если они собираются здесь остаться, им надо навести порядок. Избавиться от запаха. Я слышал, некоторые из них в здравом уме. Не все чокнутые маньяки.