Книга Храм фараона - Зигфрид Обермайер

Мерит пила только воду, для Пиайя же стояли наготове вино и пиво. Однако сегодня он тоже пил только воду, чтобы Мерит не подумала, что он любитель возлияний.

Пока они наслаждались едой, Пиай заметил:

— Вот они теперь лежат, голуби и перепела, убийство которых так тебя печалит. Но они тоже порадовались в своей жизни.

Мерит погрозила ему пальцем.

— Не переиначивай мои слова. Этих птиц вырастили в клетках, их убил повар. За ними не гонялись с луком из чистого удовольствия.

Пиай в знак поражения поднял обе руки:

— Тут я не могу тебе противоречить.

После обеда он велел наполнить себе кубок вином и сказал:

— Я хотел бы еще раз остаться наедине с тобой, Мерит. Без того, чтобы слуги шныряли туда и сюда, без охраны у дверей, без всего этого, без вечно болтающего роя женщин, которые сопровождают тебя.

— Но мы здесь одни, мой друг. Болтливых гусынь я отослала, слуги не в счет, а стража стоит перед дворцом. Не гляди так мрачно. Если ты общаешься с принцессой, ты должен считаться с тысячей глаз, которые за тобой наблюдают, и тысячей ушей, которые к тебе прислушиваются.

— Тысяча глаз и ушей — слишком много…

Мерит рассмеялась и сказала слуге:

— Пусть войдет арфист!

Вошедший музыкант встал на колени и произнес церемониальное приветствие.

— Поднимись, старик, и спой нам что-нибудь веселое, — потребовала Мерит.

— Может быть, любовную песню… — предложил Пиай.

Мерит поморщилась, но все же произнесла:

— Почему нет? Ты знаешь красивую?

Арфист взял на инструменте вступительные аккорды и запел красивым, хорошо поставленным голосом:

Маленькая сикомора,

Которую она посадила своей рукой,

Умеет говорить,

И ее слова, словно сладкий мед.

Она очаровательна, ее листва прекрасна,

Зеленее, чем у папируса.

Она обильна, и ягоды ее

Краснее рубина.

Цвет ее листьев подобен стеклу,

Ее ствол сверкает, как опал,

Ее тень прохладна.

Она посылает свое письмо через маленькую девочку,

Она велит ей торопиться к любимому:

Приди и побудь в саду,

Приди и радостно встреть сегодняшний день,

И завтрашний день, и послезавтрашний,

Посиди в моей тени.

Твой друг сидит справа от тебя,

Он опьянен, а ты следуешь тому, что он говорит.

Я молчалива и не скажу, что я видела,

И ничего не выболтаю…

Мерит зааплодировала, а Пиай сказал:

— Нет, маленькая сикомора болтать не будет, за нее это сделают другие. Я хотел бы прогуляться. Ты уже видела старую дворцовую капеллу? Я недавно открыл ее, она построена еще во времена твоего дедушки, высокочтимого Озириса-Сети. Ее явно постеснялись тронуть при перестройке. В ней есть нечто особенное, ты должна сама это увидеть.

— Если ты так считаешь, Пиай. Я едва могу вспомнить деда… Ты его знал?

— Да, я видел его, когда он посетил храм в Абидосе. Твоя бабушка, достопочтенная Туя, никогда не рассказывала тебе о нем?

— Мы редко видимся, она живет в своем собственном мире.

Пиай повел Мерит вдоль дворца. Они прошли мимо домов для гостей, слуг и необитаемого ныне гарема.

— Дворец для наложниц был построен во времена Озириса-Хоремхеба, позднее. Я предложил твоему отцу снести этот дом и вместо него разбить красивый сад.

Пиай обернулся. На почтительном расстоянии от них следовали две служанки.

— Нам не нужно сопровождение, — сказала Мерит. — Отошли их.

— Исчезните! — крикнул Пиай. — Принцессе вы больше не нужны.

Как испуганные курицы, обе женщины кинулись прочь, но он был уверен, что они где-нибудь будут ждать возвращения Мерит.

Принцесса и архитектор вошли в старый гарем. Пиай шел впереди с маленьким факелом. Все было в пыли и запустении. Опрокинутая и разбитая мебель загораживала им путь, и свет как бы пробуждал ее к новой жизни. С потолка свисали летучие мыши, и какая-то крыса торопливо шмыгнула под груду рухляди. Они пересекли сад, который уже давно не поливали, и его засохшие растения представляли собой печальное зрелище. Только одна выносливая пальма пережила плохие времена, и ее скудная листва тихо шелестела в прохладном вечернем воздухе.

Садовая дверь вела к маленькой квадратной площадке, окруженной акациями. Здесь стоял маленький храм — незаметное строение из светлого известняка. Обитая бронзой дверь была закрыта и поддалась с большим трудом.

Пиай пошел вперед и знаком попросил Мерит подождать. Внутри он зажег две масляные лампы, которые наполнил несколько дней назад. Потом взял принцессу за руку и ввел ее в душное, непроветренное помещение.

Подавив крик ужаса, Мерит внезапно остановилась и прижалась к Пиайю. Вот он — ужасный бог Сет, повелитель пустынь и чужих стран, убийца своего брата Озириса, бог металлов, чье дыхание выманивает из земли червей, владыка коварства, бог грома, бурь и моря, но также и старый бог южной Кеми, который вместе с Гором собрал и объединил Обе Страны — Пчел и Тростника, Змеи и Ястреба.

Сет стоял на алтаре из черного гранита — бронзовая позолоченная статуя в человеческий рост величиной. Его звериная голова с острой мордочкой и длинными угловатыми напряженными ушами выглядела коварной и отталкивающей, маленькие красные глаза глядели подозрительно, а красно-бурый парик должен был вызвать отвращение у любого египтянина, потому что красное считалось цветом зла. Звери, которых больше всего боялись в Кеми — гиппопотам и крокодил, — сопровождали бога, и каждому из них он положил руку на голову.

Тем не менее Озирис-Сети называл себя любимцем Пта и Сета и взял имя этого ужасного бога в качестве своего тронного имени.

— Я знаю этого бога, — прошептала Мерит, — но в храме Пер-Рамзеса он выглядит более приветливо. Пойдем отсюда.

Пиай обнял ее и сказал:

— Он, собственно говоря, и мой бог, потому что отец мой из чужих стран, которые подчинены Сету. Мое чужеземное имя, мои серые глаза… Я должен был бы сделать Сета своим домашним богом…

Шорох прервал их. Полуоткрытая дверь святилища со звоном закрылась, засов был задвинут. Пиай надавил на тяжелую, обитую металлом деревянную дверь, но она не поддалась.

— Кто это мог быть? — спросила Мерит. В голосе ее звучало любопытство, но страха не было.

— Кто-то, должно быть, последовал за нами. Он, наверное, услышал наши голоса. Итак, это преднамеренно, если…

— Другой выход есть?

— Нет, я полагаю, что нет.

Пиай взял все еще горевший факел из подставки и пошел за алтарь. Бог Сет, казалось, издевательски наблюдал за ним. Направо и налево от алтаря находились маленькие помещения без окон, где раньше хранились благовония, жертвоприношения и культовая посуда. Комнаты были пусты, за исключением нескольких осколков глиняной посуды и низкой кровати.