Книга Клинки свободы - Рональд Колд

Герд медленно поднялся и вытянулся так, словно проглотил флоридянскую охотничью рогатину. Его глаза были пустыми, руки прижимались к бокам, как у деревянного солдатика или гвардейского офицера, пунктуально придерживающегося дворцового этикета. О, он помнил порядки, царившие при дворе Даниэля, и вполне мог их соблюдать. Дурное дело не хитрое!

Еще одно краткое мгновение на лице королевы боролись два разных выражения, потом она протянула ему холодную кисть:

— Я верю в вас, мой маркиз!

Едва прикоснувшись губами к руке, он отсалютовал оружием Лучар, мстительно думая, что подобный жест должен вызвать немедленный ливень стрел в спину со стороны хорошо подготовленных телохранителей. Но он не мог удержаться, чтобы не отдать последний воинский салют той Лучар, ради которой множество раз рисковал жизнью. Так повелось в «партизанских» войсках со времен исхода из Д'Алви. Так больше не будет! Отныне, пообещал себе маркиз, я дерусь только за государство и царствующий дом.

«Царствующий дом» — как это громоздкое словосочетание гармонирует с каменным выражением лица Лучар, ее тоном, той стеной, что с каждым мигом растет между нею и армией, приведшей ее к победе!

Герд вышел из палатки, на ходу расстегивая ворот камзола.

К нему спешил командир му'аманов, вернувшийся со стороны лесной опушки, где его воины добивали последних лемутов. Простое и бесхитростное лицо сурового степняка и свежий воздух вновь вдохнули жизнь в маркиза.

Передав ему приказ королевы и обсудив детали эвакуации, он направился в палатку Артива.

Командор все еще был плох, бредил и обливался то горячим, то холодным потом.

Рядом с его ложем суетились двое старых солдат, поднося к его лбу то нагретое у костра душистое полено, то мокрую тряпицу.

Здесь нельзя было ничего поделать, и, забрав карту с пометками и торопливыми записями маршала, Герд двинулся к шатру адмирала.

Гимп выглядел намного свежее, попивал хмельной мед, бутыль с которым спрятал в глухой чизпекский шлем, и травил морские байки со своим давним приятелем, зверовидным одноглазым боцманом.

— А, наш гвардейский смельчак! — обрадовался адмирал. — Судя по дикому блеску в глазах, не откажешься от выпивки. А может быть, даже решишь перейти на флот, а? Ну, что делать на суше, разумеется, после падения столицы? Кстати говоря, как там поживает наш маршал, и скоро ли я смогу плюнуть в поющий фонтан, что, по слухам, есть в покоях мерзавца Файра?

Герд мрачно выпил, перевел дух и принялся излагать план спасения десанта.

Гимп выслушал его очень внимательно, кивая головой.

— Толково придумано, хотя можно и лучше, — сказал он. — Но нет времени, да? Отлично, будем действовать именно так. Вот это одноглазое чудовище сейчас направится на ялике в открытое море и найдет «Деву». Но не раньше, чем принесет мне и юноше новую бутыль, ты слышал? Кстати, во избежание крушения сообщаю, что приставать следует к той «Деве», что находится посередине между двумя другими. А не то поплывешь к крайней и очутишься в открытом море.

— А «Морская Дева», — поразился Герд, — разве не выведена из строя секретным крейсером Красного Круга?

Гимп пьяно ухмыльнулся:

— «Деву», мой юный друг, нельзя уничтожить! Она будет мозолить глаза всем морским чертям и самому Нечистому до тех пор, пока мое бренное тело не примет морская волна! Была «Дева» во Внутреннем море — ее спалили молниями лысые мерзавцы в желтом, и что? Я построил новую. Повредили эту, так я назвал любимым именем самую большую плавучую сковороду во всем флоте Д'Алви!

— Понятно, — кивнул головой Герд, вымученно улыбнувшись.

Получилась невеселая кривая ухмылка, впору какому-нибудь Джозато.

«Вот это да, — подумал Герд. — Ну и морда была у меня, должно быть, в королевском шатре. То-то придворная шушера шарахнулась, как от чудовища!»

Боцман икнул, проворчал что-то нелестное в адрес Гимпа и вышел из палатки. Вскоре он вернулся, неся «Отрыжку Осьминога» в глиняной корчаге.

Гимп прищурился, ожидая, что маркиз начнет отказываться от этого «пойла для лемутов», но Герд жадно припал к корчаге, чувствуя, как обжигающая жидкость течет по пищеводу, заливая нахлынувшую печаль и усталость.

Разочарованный морской волк отобрал у него корчагу, заглянул в нее, присвистнул уважительно и продолжил:

— Вперед пустите трофейную посудину, поставив у руля и мачты пару чучел. Набейте тряпками и рваными парусами матросские куртки или соорудите пугала, наподобие тех, что делают в Калинне, отпугивая от полей диких кроликов. Нужно намертво заклинить руль и пустить корыто прямо на причалы. Пусть ребята Файра поупражняются в стрельбе. Следом, вдоль мола, могут пойти му'аманы, прячась за бурдюки. Мелкие цели они не станут трогать, позарившись на корабль. Флот пусть маячит поблизости, нервируя врага всякими идиотскими маневрами. Думаю, ты, одноглазый крокодил, выпил достаточно, чтобы организовать соответствующее движение кильватерной колонны, что скажешь? Только не подведи под шальной выстрел из катапульты «Деву». А не то вовсе останешься без глаз — и как ты после этого, скажи на милость, сможешь пялиться на аристократок, которых понаехало в лагерь со всей округи?

«А ведь точно, — вспомнил Герд. — Вокруг Лучар крутилось несколько совершенно незнакомых девиц в пышных платьях и с нарисованными улыбками. Значит, скоро от королевы начнут отваживать наших славных фрейлин. А они-то в походах сделались настоящими людьми. Каждая может насобирать хвороста и разложить приличный костер, поставить силки, поймать какого-нибудь ежа и приготовить его на диких травах так, что несведущий примет лакомство за тушеного бекаса! Ничего, мои гвардейцы их в обиду не дадут. Пойдут в полк маркитантками, на худой конец!»

— Ну, мне пора, — поднялся Герд. — Нужно выводить войска под стены.

— Как это, без маршала! — встрепенулся Гимп.

— Это всего лишь демонстрация, отвлекающий маневр, вроде того, что собирается учудить боцман, — буркнул Герд, поднялся и вышел.

Оба просоленных моряка проводили его внимательными и совершенно трезвыми глазами.

— Мальчик взрослеет, — сказал, наконец, Гимп. — Думаю, их величество показало коготки. Ничего, пора уже привыкать к новым порядкам.

— Это точно, — усмехнулся одноглазый. — Дай-ка сюда «отрыжку», хлебну — и в путь, а не то и впрямь файрова солдатня доберется до старины Гайля, а он мне еще карточный долг не вернул.

Герд шел между палаток, счастливо избежавших сабель прорубавшихся из лагеря Ревунов. Навстречу ему попался флоридянин, тяжело волокущий связку копий. Собираясь его окликнуть, маркиз не сразу вспомнил имя, но тут послышались характерные звуки приближающейся кавалькады на хопперах.

В пространство между шатрами въехал роскошный седовласый мужчина в кожаном колете и лихо заломленной за ухо, широкополой шляпе, украшенной перьями. Его скакун имел невероятно длинные уши и пару рыжих подпалин на ослепительно белой шкуре. Следом за аристократом ехал его оруженосец, уставив в небеса турнирное копье с какой-то многоголовой химерой на флажке под самой втулкой.