Книга Честь Джека Абсолюта - Крис Хамфрис

Теперь Тернвилль смотрел на Джека в упор. Поэтому тот вновь приложился к бокалу и пробормотал:

— Но, сэр… меня несколько беспокоит, что этот недавний… переполох в Бате не пройдет незамеченным. О нем будут писать. Мое имя может стать достоянием гласности: ведь журналисты весьма дотошны и, чтобы привлечь побольше подписчиков, стараются вызнать любые подробности подобных скандалов. Боюсь, при таких обстоятельствах обеспечить мое инкогнито будет непросто.

Полковник взглянул на него вопросительно.

— О каком переполохе или скандале идет сейчас речь?

— О покушении на убийство монарха.

— Его не было.

— Но…

— В одном из домов Цирка произошел взрыв газообразного вещества: кажется, какой-то старый ученый производил химические опыты. Домовладелец в бешенстве — это явное нарушение условий договора о найме.

— Люди вряд ли в это поверят, — покачал головой Джек.

— Они поверят в то, о чем им сообщат. — Тернвилль покивал с загадочным видом. — Газеты вовсе не вольны публиковать то, что им вздумается.

— О-о! — Джек сделал большие глаза. — А мне казалось, что у нас в Англии свобода слова.

— Эх, молодежь, — вздохнул Тернвилль, после чего наклонился вперед и постучал по подшивке. — Ну, будете вы это читать или нет?

Джек уставился на аккуратно начертанные имена, на стол с бумагами, на Тернвилля, а потом на окно, за которым шел дождь.

Может ли он взяться за это? Да. Желает ли? Тут было о чем подумать. Его, конечно же, возмущало то, как бесцеремонно его провели, используя в своих целях. Это было предательством, о чем он не преминул сообщить Рыжему Хью, глядя на него поверх кончика своей шпаги. Преступлением против дружбы и, главное, против чести. Когда назревал бой с французским капером, Джек, вопреки совету ирландца, облачился в мундир своего полка и объяснил Хью, что никогда не поступится честью. Рыжий Макклуни презрел его заявление, что требовало удовлетворения. И вот ему предоставлялась возможность сквитаться. Причем действуя хотя и по-иному, чем в армии, но служа королю и в интересах отечества.

Однако прежде, чем согласиться, следовало прояснить две позиции.

— Сэр, — сказал Джек, — мне приказано явиться в полк.

— Полк известят. Поверьте мне, юноша, этот вопрос мы уладим. К общему удовлетворению. Что-нибудь еще?

Джек заколебался, но он должен был сказать это.

— Сэр, я не уверен, что если соглашусь, то все мои мотивы будут… абсолютно чисты. Говоря откровенно, сэр, мисс Фицпатрик… э-э… все еще… как бы это поверней выразить… — Он не закончил фразу.

Тернвилль снова встал, подошел к окну, посмотрел на дождь.

— Послушайте, лейтенант Абсолют. Первое правило шпионажа заключается в том, что никто им не занимается по исключительно бескорыстным мотивам. Нет, бывают, конечно, идеалисты, но мы не будем вести о них речь, потому что все они плохо кончают. Некоторые получают удовольствие от игры — от шифров, переодеваний, ложных имен, интриг, внезапных падений и столь же внезапных взлетов. Некоторые хотят власти… или золота, что зачастую взаимосвязано.

Полковник выдернул ниточку из своего парчового, прекрасно, как заметил Джек, скроенного камзола и пустил ее по воздуху.

— Ну а если уж кем-то движет любовь, что ж… — пожал он плечами. — Бог в помощь этому человеку, скажу я. Бог вам впомощь. — Тернвилль повернулся. — И эта помощь будет вам несомненно оказана… ровно настолько, насколько во всех ваших действиях будет главенствовать верность. Ясно?

«Верность кому?» — подумал Джек, но вслух сказал иное:

— Я все еще не понял, сэр, почему вы хотите, чтобы этим занялся именно я? Наверняка у вас есть более опытные люди, которые тоже знают ирландца. В лицо.

— Например?

Джек указал оттопыренным большим пальцем через плечо, и Тернвилль презрительно хмыкнул:

— Докинс? Вряд ли. Он не очень смышлен, сами видите. — Полковник посмотрел мимо Джека. — Ты ведь не слишком смышлен, Докинс, правда?

— Нет, сэр, — буркнул тот в ответ.

— Есть, конечно, и другие люди, но они или слишком известны, или слишком стары. Короче говоря, даже если никто в якобитском лагере не знает их лично, внедриться туда им было бы трудновато. Не то что вам, человеку молодому, но уже видавшему виды. Ведь для доброй половины юнцов вашего поколения Рим — это непременный элемент так называемого большого вояжа. Уж не знаю, что там привлекательного, — гостиницы убогие, еда отвратительная и кругом одни мерзкие иностранцы. У меня никогда не возникало желания покидать Британию, а если мне и пришлось несколько раз оказаться за ее пределами, то только лишь для того, чтобы схватиться с лягушатниками вплотную. Но вам вписаться в эту компанию будет проще простого. Многих из молодых людей, отправляющихся в Рим, манит псевдоромантика дела Стюартов. Хм… — Он потянулся к столу, постучал по бумагам. — Но в конечном счете решать вам, лейтенант Абсолют. Выбирайте, послужить ли своей родине, а заодно и себе, — эти слова сопровождались сочувственной улыбкой, — помогая обезвредить одного из самых опасных ее врагов, или отказаться. И жить под гнетом последствий отказа.

В последней фразе полковника Джек уловил угрозу. Был ли у него выбор на деле? Ведь откажись он, и подозрение в черной измене останется с ним на всю его жизнь. И разве то, что ему предлагают, не будет способствовать восстановлению пошатнувшегося положения семьи Абсолютов?

Он подался вперед и взял документ.

— Рыжий Хью Макклуни, — прочел Джек вслух. — Он же Уильям Лидбеттер, Томас Лоусон, Джошуа Тамбрилл…

Юноша поднял глаза и посмотрел в окно, на дождь. В голову пришла мысль, которую он придержал при себе.

«Ну-с, господа, увидимся в Риме…»

Часть вторая

ОХОТА ЗА ТЕНЬЮ

Глава первая

РИМ

— Просим-просим!

Когда необъятной толщины человек в ответ на эти возгласы поднялся и снял очки, глаза его обрели размер и форму двух изюминок, словно бы вставленных в большую, посыпанную сахарной пудрой булочку «челси». Там, где покоились дужки очков, на щеках остались пурпурные полукружия, вдавленные в лоснящуюся от жары кожу. Духота в Риме стояла адская, от всех собравшихся отчаянно несло потом.

Однако Джек не выказывал недовольства и лишь старался держаться подальше от наиболее «благоухающих» якобитов. Таких, например, как только что усевшийся на свое место Макбрэйв, угрюмый уроженец Гебрид. А вот вставшему вместо него пузатому увальню за то, что он сейчас собирался продемонстрировать, можно было простить не только потливость, но и вообще очень многое.

Уоткин Паунс обладал исключительным, невероятно изысканным голосом. Богато модулированным контратенором, что вполне соответствовало его внушительным телесам, и Джек устроился поудобнее, чтобы без помех им насладиться. Тем паче что последний куплет своей любимой песни певец всегда исполнял с воодушевлением, да таким, что по его пухлой щеке неизбежно скатывалась большая слеза.