Книга Таинственный спаситель - Элизабет Хойт

А пока, если она хочет его только ради удовлетворения плотской страсти, он использует это, чтобы привязать ее к себе.

Поэтому он обеими руками стал ласкать ее груди, как ей нравится, а когда она тихо вскрикнула в ответ, познал неистовую радость. Эта женщина его.

Он провел ладонью вниз по животу к прелестным завиткам, украшающим ее гнездышко, отыскивая тот маленький бугорок, который она показала ему. Обводя его пальцем, мягко поглаживая.

Она снова вскрикнула, и голубые глаза зажглись эротическим озорством.

— Ты пытаешься украсть у меня бразды?

Даже будучи погруженным в нее глубоко, даже находясь в нескольких мгновениях от кульминации, он выгнул бровь.

— Они у тебя только с моего разрешения.

— Смотри.

Она положила ладони ему на ноги позади себя, слегка выгнув спину, отклонив бедра, и медленно поднялась. В таком положении ему открывалось великолепное зрелище его блестящего члена, появляющегося из нежных складок. Он смотрел, не в силах оторвать глаз, как она пустилась в обратный путь, и его разбухшая плоть вновь погрузилась в сладкую расщелинку.

— Хорошо?

Он услышал ее прерывистый смех и вскинул глаза. Она раскраснелась, лицо блестело от испарины. Не женщина, а богиня.

Насмешливая богиня, которая вознамерилась свести его сума.

Не думая, он схватил ее за бедра, выгибаясь, переворачиваясь. Изабель оказалась на спине, и Уинтер навис над ней, сумев не нарушить их слияния.

Он оперся обеими руками о ковер и улыбнулся, хотя это его чуть не убило.

— Смотри.

Взгляд ее скользнул туда, где они соединялись, и он почувствовал, как сгибается внутри ее. Он медленно выходил, каждый дюйм — блаженная агония, пока в ней не осталась одна головка. Потом сменил курс и медленно, невыносимо медленно стал погружаться в нее до самого конца, пока тела их не встретились.

Он наклонился, приблизил свои губы к самым ее губам, сладким, соблазнительным, и прошептал:

— Хорошо?

— О Боже, Уинтер! — простонала она с затуманенным от страсти взором. — Сделай так еще.

— С удовольствием, — выдохнул он.

И сделал. Еще. И еще. И еще.

Пока она не начала стонать с каждым его скольжением внутрь и наружу. Пока грудь его не сдавило так, что, казалось, она вот-вот разорвется. Пока она не стала царапать его ягодицы и умолять.

Пока он уже не смог больше сдерживаться. Пока не отпустил зверя и не дал себе волю, обезумев от вожделения.

В конце, когда он изогнулся в пароксизме безумно-сладостного наслаждения, она подняла на него залитые слезами голубые глаза, нежно прикоснулась пальцем к его потной щеке, и он понял.

И вместе с семенем излил в нее свою душу.

Глава 13

«Следующим делом Истинная Любовь взяла маленькую склянку, села и стала размышлять, что значит, для нее арлекин и как горюет она, что он ушел из ее жизни. Пока думала она сии печальные думы, слезы капали из глаз и стекали в стеклянный сосуд…»

Из легенды об арлекине, Призраке Сент-Джайлса

Было еще темно, когда Изабель поднималась по лестнице в свои покои, но до рассвета оставалось недолго. Они лежали с Уинтером после того, как еще раз предались любви, и дремали, просто наслаждаясь близостью. Когда в конце концов он проснулся и оделся, ей не хотелось покидать библиотеку. Однако понимая, что слуги найдут странным, что госпожа провела там ночь, Изабель заставила себя уйти. Она доверяла своим слугам — и очень хорошо им платила, — но они же, в конце концов, люди. Незачем давать им лишний раз пищу для сплетен, достаточно и того, что она уже дала своими поступками в отношении Призрака Сент-Джайлса.

Было еще слишком рано даже для горничных, которые поднимаются раньше всех и разжигают камины, но Изабель, подойдя к своей спальне, увидела, что она не одна. Маленькая фигурка лежала прямо перед дверью.

Изабель остановилась и в смятении воззрилась на Кристофера. В коридоре был ковер, но все равно едва ли пол можно считать удобной постелью. Однако мальчик клубочком свернулся на боку, как мышонок, грудь его тихо вздымалась и опадала. Во сне он выглядел таким маленьким, почти младенцем. У него белокурые волосы, как у матери, но она осознала, глядя на малыша, что подбородок и нос у него отцовские. Когда-нибудь он станет похож на дорогого Эдмунда.

Изабель вздохнула. Никого поблизости не было, и, без сомнения, бедная Карадерс все еще мирно почивает в своей постели в детской. Что ж, ничего не поделаешь. Она наклонилась и взяла маленькое теплое тельце на руки, немножко неуклюже, поскольку была к этому непривычна. Кристофер не издал ни звука, пока она несла его к кровати, но ее немного удивило, что он не такой уж и легкий. Изабель осторожно положила мальчика на кровать и до подбородка укрыла одеялом.

— Он здесь? — Сонные карие глазки Кристофера заморгали спросонья. Слова его были невнятны, и она не знала, действительно ли он проснулся.

— Кто? — прошептала она.

— Призрак, — произнес он на этот раз вполне отчетливо. — Мне приснилось, что он пришел и спас вас, миледи.

Уголок ее рта поневоле дернулся кверху.

— Спас меня от чего?

Мальчик свернулся в маленький клубочек, глядя на нее немигающими глазенками.

— Мне приснилось, что вы плакали в высокой башне, совсем одна, а Призрак пришел и спас вас.

— А, — отозвалась она, сдвинув брови. Какой странный для мальчика сон. — Это был всего лишь сон, Кристофер. Со мной все хорошо.

Он кивнул и широко зевнул.

— Значит, он и вправду спас вас.

Она заморгала от этого заключения, а Кристофер стал тихо посапывать.

С минуту она просто смотрела на него, этого ребенка, который не уходит, как бы часто она его ни прогоняла. Этого ребенка, который нуждается в ее материнской любви, какой бы сухой и черствой она ни была. Глаза ее внезапно заволокло слезами. Ей вспомнились слова Уинтера: «Если не я, то кто?» Ей никогда не стать святой, как он, но, быть может, это единственное, что она в состоянии сделать. Изабель наклонилась и поцеловала Кристофера в лобик, прежде чем и самой забраться в постель.

Уинтер с нежностью взирал на спящую Пич и гадал, как лучше поступить с маленькой еврейкой. Он мало что знал о евреях в Лондоне, помимо того что формально они вне закона и, таким образом, являются тайным сообществом. Он, пожалуй, мог бы обратить девочку в свою веру и растить как христианку, но что-то в душе его противилось мысли менять ее жизнь так фундаментально. Учить всю жизнь лгать.

По крайней мере выглядит она лучше, чем в первые дни своего пребывания в приюте. Щечки округлились, на них появился здоровый румянец, и, кажется, она даже чуть-чуть подросла, если это возможно за такое короткое время. Руки ее обнимали лежащую рядом Додо. Терьер настороженно поглядывал на него, но не рычал.