Книга Темные самоцветы - Челси Куинн Ярбро

— В доме Ракоци? Ты служил там? — встрепенулся Василий.

— Григорий Дмитриевич устроил меня туда. Но я там пробыл недолго. У венгра есть доверенный человек, он сущий дьявол. Всюду сует свой нос, за всеми следит. — Юрий угрюмо уставился на оконце, затянутое бумагой. — Алхимик, правда, ничего мне не сделал, а просто направил к полякам.

— Направил к полякам? Но почему? — удивился Василий. — Исходя из каких резонов?

— Не знаю, — мрачно ответил Юрий. — Он известил их о том, что я у него натворил.

— Что за нескладица? — размышлял вслух Василий, задумчиво теребя бороду. — И вопреки столь нелестной характеристике поляки взяли тебя?

На бондарном дворе послышался грохот, затем раздался истошный вопль. Большая дубовая бочка, свалившись с подводы, сломала кому-то из грузчиков ногу.

— Не думаю, что отец Погнер поверил ей, — рассмеявшись, сказал Юрий.

— А и верно, — покладисто согласился Василий, решив наконец, что юноша может быть полезен ему. — Ты хочешь служить мне, чтобы избавиться от назойливости собственного семейства — я правильно понимаю? — спросил он с деланным сочувствием в голосе.

— Да, — решительно сказал Юрий. — А если вы не возьмете меня к себе, я буду искать кого-то еще, кто на то согласится. Я более не собираюсь служить интересам Нагих, которые не дают мне ни имени, ни положения.

— Слуга-честолюбец подобен змее, — напомнил мягко Василий. — Многих забивают кнутом и за меньшие, куда меньшие прегрешения.

— Со мной до кнута не дойдет, — произнес Юрий с такой убежденностью, что Василий невольно вздрогнул. — Скорее я сам покончу с собой, чем дам палачам прикоснуться к себе. Мне известно, что это такое. Отец приказал отхлестать кнутом десятерых крестьян лишь за то, что они прирезали пару хозяйских цыплят в голодную зиму. Почти все скончались, а двое остались калеками. Сидят и просят милостыню с чашками для подаяний. Оба не могут передвигаться, а один вообще не в себе. Их семьям не велено помогать им.

— Но… если тебя поймают до того, как ты лишишь себя жизни, что будет тогда? — спросил Василий, внутренне восхищенный решимостью юноши.

— Всегда есть способы покончить собой. Некоторые не слишком приятны, но кнут еще хуже. Я знаю о них. — Юрий взглянул в глаза князя. — Я уже был готов к этому, когда стоял перед алхимиком, ожидая расправы. Но он почему-то не тронул меня.

Василий помял в руке бороду:

— Инородцы трусливы.

— Нет, тут другое. — Юрий потупил взгляд и со вздохом признался: — Не могу разобраться, каков он.

— Он инородец, остальное не должно нас касаться, — обронил равнодушно Василий, хотя речи Юрия разожгли его любопытство. Он жестом предложил юноше сесть, потом сел сам и продолжил расспросы: — Как мне увериться, что ты будешь служить только мне, а не кому-то другому? Сейчас ты готов предать и своих родичей, и хозяев. Что удержит тебя от новых предательств, хотел бы я знать?

Услышав эти слова, Юрий заметно взбодрился. Этот вопрос он продумал и с видимым удовольствием принялся на него отвечать.

— Предложите мне нечто столь выгодное, чем я не решусь пожертвовать. Например, наделите меня угодьями в одном из своих поместий, и мы с вами прекрасно договоримся. Обустройте все так, чтобы в будущем ни вы, ни ваши наследники, ни даже их внуки не могли у меня отнять мой надел. Чтобы я смог в свое время спокойно жениться, зная, что сумею обеспечить своих детей и помочь им продвинуться дальше меня. Сделайте так — и, клянусь, вы нигде уж не сыщете более верного вам человека. Я стану докладывать вам о каждом шаге поляков и составлять по вашей указке отчеты Нагим. Да что там, я пойду на все ради вас. Я сделаюсь вашей правой рукой, а захотите — и левой. — Он устремил на Василия пылающий взгляд.

— Левой? — спросил Василий, удивленный тем, что юноша столь дерзостно прочит себя в убийцы по наущению. — Опасное заявление, паренек, особенно если ты к этому не подготовлен.

— Я подготовлен, — откликнулся Юрий, и с такой рьяностью, что Василий слегка подался назад. — Моей преданности не будет предела, если я дам вам клятву.

— Так ли? — усомнился Василий. — Ты ведь уже давал подобную клятву отцу. Разумеется, добрый сын должен почитать своего родителя.

— Только в том случае, если родитель дает ему свое имя и обеспечивает поддержкой хотя бы в начале пути. Но меня так и не признали, и потому я свободен от родственных уз. — Юрий сидел по-прежнему прямо, но в глаза князю уже не глядел.

— И все же ты поклялся ему, — заметил Василий.

— На условиях, которые не были соблюдены. — Юрий напрягся, в глазах его вспыхнула ярость. — В душе своей я отринул свои обязательства как перед ним, так и перед всеми Нагими. Для него и для них я всего лишь ублюдок, раб, которому дают кров и пищу, когда он полезен, и которого можно прогнать, когда пользы нет. Отныне они не вправе ожидать от меня ничего, хотя сами об этом пока что не знают.

В пивную ввалилась компания грузчиков с намерением хорошо погулять. Они заняли два стола и велели хозяину принести им вина и хлеба. Старший держал в руке пригоршню серебра, показывая, что у них имеется чем расплатиться.

— Ты можешь отринуть и клятву, какую дашь мне, — стоял на своем Василий.

— Да, если вы не исполните данные мне обещания, — усмехнулся юноша, дерзость которого все возрастала, поскольку беседа текла в том направлении, какое он и хотел ей придать. — Клятва, нарушенная одной стороной, освобождает от обязательств другую.

— Ты мнишь, что вправе меня поучать? — сдвинул брови Василий. — А что, если я сейчас кликну стражу? Тебя ведь могут свести в тюрьму по одному моему слову. — Он умолк, ожидая ответа.

— Тогда я скажу, что вы хотели меня подкупить, чтобы вредить Нагим, и осерчали, когда у вас это не вышло. Я, может быть, всего лишь слуга, но Григорий Дмитриевич придет мне на помощь. А ему поверят. На Москве многих не удивит мой рассказ, ведь нрав ваш повсюду прекрасно известен. — Юрий побарабанил пальцами по столу и даже позволил себе хохотнуть, ибо и этот ответ был у него заготовлен. Боярин должен понять, что имеет дело вовсе не с простофилей, приехавшим искать счастья в столицу из деревенской глуши.

— А если Григорий не вступится за тебя, что тогда? — вкрадчиво осведомился Василий. — Ты окажешься дважды преступником, возводя напраслину на именитого человека и впутывая в свои делишки Нагих.

Такого поворота в беседе Юрий не ожидал. Он замялся, подыскивая слова для ответа.

— А ты еще и рожден в беззаконии, у тебя много резонов ненавидеть собственное семейство. — Василий, изображая сочувствие, покачал головой. — Подумай, где будут тогда твои планы? — Он выложил руки на стол и сплел пальцы в замок. — Я понял, чего ты ждешь от меня. Теперь послушай, чего я от тебя ожидаю. — Боярин говорил тихо, размеренно, словно рассуждая о качестве завезенной на рынок муки. — Ты будешь честно и безропотно докладывать обо всем, что творится в польском посольстве, а также о том, что сможешь проведать о венгре. Ты будешь так поступать до тех пор, покуда мне это нужно. Ты станешь снабжать своих родственников Нагих только теми сведениями, на которые я укажу тебе сам, и никакими другими. Тебе придется сообщать мне обо всей без исключения переписке поляков, какой бы незначащей, на твой взгляд, она ни была. Ты будешь вести учет всех, кто бывает в посольстве, от бояр до прислуги, от русских до инородцев, и раз в две недели представлять такой список мне. Если обнаружится хотя бы намек на какие-либо сношения католиков с Ракоци, я должен быть немедленно о том извещен. Исполняй все это без обмана и с рвением, и лет через пять я подумаю, куда мне пристроить тебя. Посмеешь ослушаться, я тут же тебя обвиню. — Он откинулся на спинку стула, со все возрастающим удовлетворением наблюдая, как цепенеет от ужаса тот, кто пытался только что одержать над ним верх.