Книга Имперский рубеж - Андрей Ерпылев

— Хороший вопрос! — обрадовался Кавелин. — Во-первых, — принялся он загибать пальцы, — само ваше появление здесь. Согласитесь, что добровольно совать голову под пули желающих немного…

— Перед вами один из них, — криво улыбнулся поручик.

— Он еще смеется! Ладно. Во-вторых, вы тут же влипли в историю с самоубийством Кобылкина.

— Там вместе со мной было еще более полусотни человек.

— Может быть, может быть… А убийство Зацкера?

— Это же было самоубийство.

— Убийство, убийство… Убили, конечно, не вы — все тщательно проверено, но… Конечно, мы сделали все запросы по месту вашей бывшей службы, в училище и так далее… Но что прикажете делать? Резиденты такой мощной спецслужбы на редкость изворотливы. Добавьте сюда ваше экстравагантное прибытие в Кабул… Не возражайте, не возражайте! — замахал жандарм руками на не думающего даже возражать Бежецкого. — Весьма экстравагантное! А письма из дому, которые вы даже не собирались получать? Поверьте, подозрения были более чем мотивированны.

— И вы сочли их достаточными, чтобы отправить меня на верную смерть? Что бы она доказала?

— Но вы же живы? Зато авианалет доказал вашу полную невиновность, поскольку британцы ни в коем случае не стали бы подвергать опасности жизнь своего агента.

— А не будь его?

— Тогда мы с вами встретились бы в другом месте и беседовали по-другому. Дело в том, что налета просто не могло не быть — слишком лакомый кусочек для англичан наши тайные поставки в Афганистан. Они уже и раструбили на весь свет о нашем вероломстве. Хотите почитать?

Он вынул из кармана сложенную газету и помахал перед Сашиным носом. Тот успел лишь понять, что газета напечатана на английском языке.

— Наши дипломаты, конечно, разбили их сенсацию вдребезги, но… Это ваше алиби, Бежецкий.

— А четверо убитых и один раненый?

— Увы, это неизбежные потери, — пожал плечами Кавелин. — К тому же трое погибших — афганцы. Пусть они сами разбираются. А из наших пал лишь Насыров. Жаль, конечно, но… Он честно выполнил свой солдатский долг. Родственники получат компенсацию, а его прах будет с почестями доставлен на родину.

— В гробу с наркотиками?

— С какими наркотиками? — не понял жандарм. — Вы, наверное, устали, Бежецкий. Я распоряжусь, и вас доставят домой на моем автомобиле.

— Нет уж, — поднялся на ноги Саша. — Я как-нибудь сам. Своим ходом.

— Ну, как знаете.

— Вы что-то говорили про письма.

— Их привезут вам на квартиру. Извините, вскрытыми, конечно. Служба такая.

Александр повернулся и направился к двери, слыша вслед:

— Надеюсь, поручик, вы будете благоразумны и не станете трезвонить о нашем разговоре на каждом углу? В вашем «клубе» — особенно…

Саша постарался хлопнуть дверью особенно сильно.

* * *

«Какая же я свинья, право… Совсем забыл…»

Саша, плотно прикрыв окно и затеплив керосиновую лампу — с электричеством после взрыва на электростанции было совсем плохо, а восстановительные работы шли медленно, да и снайперы не дремали, — по третьему разу читал и перечитывал матушкины письма, проклиная себя за легкомыслие и забывчивость. Ему-то что — втянулся в военную жизнь, привык, а ей-то там каково?

«Милый мой сыночек, жду не дождусь от тебя весточки…»

«Сегодня же напишу, — дал зарок молодой человек. — Напишу и отправлю…»

Он со стыдом вспомнил, что даже не знает, как ему отправить письмо: обычной почтой или через посольство. Не хотелось, чтобы конверт вскрывали липкие жандармские пальцы, щедро вымарывали черным неподходящие, по мнению цензора, строки…

«Надо будет спросить Иннокентия Порфирьевича, — подумал он, но в памяти всплыло их натянутое расставание в госпитале, и в душе колыхнулось раскаяние. — И извиниться заодно».

Он сложил письма в пухлую стопку и подровнял. Надо было сложить куда-то, но куда? За долгие месяцы он толком так и не обзавелся обстановкой. Да и много ли вещей у строевого офицера? Одежда, полка с книгами, разные мелочи… Взгляд упал на купленный еще вместе с Еланцевым кальян. Или как его там… чилим. Так ни разу и не раскуренный, лишь покрывшийся пылью…

На столе оставалось еще одно письмо, тоже вскрытое бдительным цензором, как и остальные, но так и не развернутое адресатом. От одного взгляда на летящий почерк, которым конверт был подписан, у Саши сжималось сердце. Сколько раз он бережно вскрывал такие же конверты, вдыхал легкий аромат, хранимый бумагой…

Не удержавшись, он и сейчас поднес конверт к лицу. Показалось ему или нет, но тонкий, едва уловимый аромат знакомых духов сохранился и сейчас, волнуя, будоража кровь.

«Что я теряю? — подумал он. — Почему я боюсь развернуть листочек? Почему? А вот возьму и прочту!»

Но знал, что не развернет и не прочтет. К чему будить призраки прошлого?

Рука, поднесшая к лампе письмо, слегка дрожала, но не отдернулась даже тогда, когда соломенно-желтое пламя с голубой каймой коснулось пальцев. Боль была сладка, как щемящая сердце светлая грусть.

Так и не прочитанная весточка из прошлого рассыпалась невесомым пеплом, но даже после этого в комнате продолжал витать чуть заметный аромат духов.

Аромат умершей любви…

* * *

— Поручик, — прапорщик Деревянко был удивлен, если не сказать большего, — к вам гость.

— Зовите, — буркнул поручик, спуская босые ноги с кровати на пол: уснул он уже под утро, несмотря на усталость, и проспал, судя по часам, не сутки, как намеревался, а всего ничего. — Хотя постойте. Там, случайно, не дама? А то я, понимаете…

— Да нет, мужчина… — окинул критическим взглядом соседа с ног до головы Матвей Опанасович. — Но накинуть что-нибудь на ваше, хм-м… исподнее, Саша, рекомендую.

Когда минуту спустя в дверь требовательно постучали, молодой человек выглядел прилично. Даже очень. Хотя парадный мундир не надевался с Пасхи и был, мягко говоря, не готов к выходу.

«Да и черт с ним, — досадливо подумал Александр, безуспешно пытаясь разгладить ладонью упрямую складку. — Что там за гость такой, что я перед ним должен быть наглаженным и прилизанным? Обойдется…»

— Войдите!

— Добрый день, — приветствовал его вошедший: высокий худощавый офицер королевской гвардии — алый короткий мундир, обшитый галуном наподобие гусарского, белая меховая шапка с пышным султаном (в такую-то жару!), синие с золотом рейтузы, лаковые сапоги.

— День добрый… — ответил Саша настороженно, пытаясь понять, чем же ему знакомо лицо афганца.

— Не узнаете? — знакомо улыбнулся офицер, снимая свой головной убор и водружая его на тумбочку у входа. — Оно и понятно… Виделись-то мы всего несколько минут.