Книга Пожиратели душ - Селия Фридман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хочет ли он, чтобы ответ был именно таким, а не самым простым и банальным? Хочется ли ему верить, что в мире есть тайна, которую стоило бы разгадать? В долгой жизни магистра задачи поистине крупные встречаются редко. Коливар, как и все его собратья, ценил новизну превыше всего. Достойна ли эта таинственная женщина его усилий, или он ткет фантазии из лунных лучей, пытаясь убедить себя в этом?
Скоро он все узнает. Чары, наложенные им на Андована, уже начали действовать – юноша приближается к источнику своей болезни. Рано или поздно принц достигнет цели, а если он не узнает свою погубительницу, когда увидит ее, это сделает за него Коливар. Магистр определит, причастна ли эта женщина также и к смерти Ворона. Остальных же до тех пор лучше направить по ложному следу, чтобы не мешали его собственным изысканиям.
Он вернулся к нарядам, которыми ведьма пренебрегла, и выбрал из стопки затканный золотом шарф.
– Можно мне взять это?
– Но она к нему даже не прикасалась… – удивился Тирстан.
– Считай это моим капризом. Так можно? Молчание, последовавшее за этим, было у магистров обычным делом: один намекает на какую-то тайну, другой стремится ее разгадать, но ему в этом отказывают.
– Я поделюсь с тобой тем, что мне удастся узнать, – пообещал Коливар.
– Не поручусь, что буду ждать, затаив дыхание, – криво усмехнулся Тирстан, – однако ты можешь взять все, что хочешь. Рави в ближайшее время вряд ли займется описью своего имущества.
Местом этого безотрадного сна служила голая северная равнина в начале зимы, когда легкие стынут при каждом вдохе. Не лучше ли повернуть назад и дождаться более благоприятной ночи? Рамирус умел лепить сны смертных по своему желанию, но такие чары слишком заметны и плохо сказываются на спящем. Придется обойтись тем, что ему предлагают.
Рамирус размышлял, сжимая в руке ключ от сновидения. Голодные стервятники с криками покружили над головой и улетели, не найдя поживы.
«Сделаю это сейчас», – решил он. Связь крепка, сон ясен, а зловещие картины лишь отражают настроение спящей. Притом она страдает бессонницей – он уже неделю потерял, пытаясь войти в ее сны, и при каждой такой попытке его могли разоблачить. Если он уйдет теперь, лучшего случая может и не представиться, а риск будет только расти. Нет, все должно быть сделано этой ночью, во время этого сна.
Черные тучи ползли по небу, бросая тени на землю. Спящая, судя по образу ее мыслей, должна быть там, где темнее всего. Он направился туда тихо, творя из субстанции сна мантию, скрывавшую его от других чародеев. Почти напрасная предосторожность. Любой магистр, который взглянет теперь на погруженную в сон женщину, почует присутствие себе подобного столь же безошибочно, как если бы Рамирус возвестил о себе трубами. Остается надеяться, что в эти минуты никто не бросит на нее взгляда – тогда его усилия остаться незамеченным будут оправданны. Он обязан сделать хотя бы это ради нее.
Впереди показался круг старых выщербленных камней. Не Копья, какие они есть на самом деле, и не их подобия, поставленные Гвинофар у себя во дворе, – эти камни изваял ее страх. Они так пострадали от времени и непогоды, что в ее глазах должны были утратить значительную часть своей Силы. Рамирус достаточно хорошо знал предания ее народа, чтобы понимать, какой дурной это знак и как ей страшно видеть его.
Королева стояла среди камней на коленях, закрыв глаза, и молилась. Рамирус приближался тихо, неспешно. Она казалась слишком хрупкой, чтобы выжить на таком холоде, но он перед женитьбой Дантена досконально изучил родословные Заступников и знал, что это всего лишь видимость. Весь ее род знаменит как телесной, так и духовной силой. Дантен никогда не понимал этого в полной мере, и другие мужчины тоже редко над этим задумывались. Мужчины – существа недалекие: видя перед собой этакую воздушную фею, тихую, беленькую, они полагают, что подчинить ее своей воле очень легко. Авось теперь это тоже сыграет ей на руку, и магистр, который ныне служит королю, не станет надзирать за нею, пока она спит, и выискивать в ней признаки измены, когда она бодрствует.
Ибо в глазах Дантена это будет изменой. Да помогут ей боги, если истина когда-нибудь откроется.
Видя, что она его не замечает, Рамирус направил к ней струйку атры, чтобы дать знать о себе и объяснить, что их свидание не вымысел, хотя и происходит во сне. Порой люди, поглощенные сновидением, не понимают, что с ними говорит кто-то из мира яви. В таком случае они могут забыть все услышанное, как только проснутся, наряду со своими фантазиями.
В окружающей их картине не изменилось ничего, но королева внезапно вскочила на ноги. Рамирус заметил, что она чем-то крайне удручена, – и не мог не насторожиться, помня, сколько лет она успешно справлялась с нравом короля Дантена.
«Она больше не твоя королева, – сказал он себе. – Волноваться за нее больше не входит в твои обязанности».
– Рамирус! – Облегчение на ее лице сменилось растерянностью. – Значит, этот сон мне послан тобой?
– Нет, Заступница, сон ваш. Я просто пользуюсь тем, что от вас получил. – Он показал ей то, что вручил ему ее слуга: золотое кольцо с привязанным к нему шелковым шарфом, и добавил сердито: – Глупо отправлять столь тесно связанный с вами предмет в незнакомое место. Даже ведьма могла бы навредить вам через него.
– Я не знала, как иначе послать тебе весть.
– Значит, нечего было и пытаться. Ваш муж утверждает, что я – враг вашему дому. Как таковой я изгнан из пределов вашего государства, и мне запрещено общаться с кем-либо из королевской семьи. Разумно ли это – самой искать встречи с таким врагом и тем более посылать ему вещь, принадлежащую вам?
– Мне ты не враг, Рамирус, – тихо сказала она.
– Слышал бы это ваш муж.
– Мой муж… – она прикусила губу, – порой бывает глупцом.
– В этом, по крайней мере, мы с вами согласны. Тяжело вздохнув, она прижала ладонь к животу, как будто у нее там что-то болело.
– Есть вопросы, Рамирус, которые я больше никому не могу задать. Что же мне было делать?
– Вы полагаете, что мне можно довериться?
Серые глаза смотрели на него с мольбой. Ему хотелось возненавидеть ее, как он ненавидел Дантена, обойтись с ней так же безжалостно, как король обошелся с ним… но она не заслуживала ненависти. Сострадание недоступно магистрам, но Рамирус всегда считал себя справедливым и этим гордился. Обрушить свой гнев на женщину лишь за то, что тебя оскорбил ее муж, было бы крайней несправедливостью.
– Дура ты, дура, – вымолвил наконец он. – Не я ли учил тебя, что магистру доверяться нельзя?
– Дура, – согласилась она. – И упрямица, как ты не раз говорил.
– Вот-вот. Но так соблазнительна в этом своем упрямстве, что мужчинам оно по вкусу.
Она улыбнулась, едва-едва.