Книга Знахарь - Марина Александрова

Две пули, две жизни, две случайности…

Дмитрий Коршунов был не самым примечательным человеком, и имя его не увековечено в истории России. Может быть, это и правильно. Но он не заслуживал участи случайного свидетеля этих событий. Он волею рока стал одним из тех, кто совершил его.

Филипп вдруг осознал, что Дмитрия больше нет, так как услышал его смех позади себя, и страшной болью в руке отозвались все его страдания и беды. Кровь обагрила белую сорочку на груди и огромным пятном расползалась по телу. Он не чувствовал боли, наоборот, ему казалось, что из тела вместе с кровью выходят страдания и мучения последних дней, облегчая его душу. Он становился легче, легче становилось и на душе, и он уже парил над землей.

Он посмотрел на руку. Алый огонь, словно молодая кровь, бешено полыхал в камне перстня. Чудовищная боль корежила тело, но он продолжал бежать.

Очнулся он, когда ноги уже сводило судорогой. Посмотрев вниз, он увидел, что полностью погрузился в прохладные воды реки. Устремив взор в светлеющий горизонт, пошел дальше…

Эпилог

Из центра пришел приказ снять охрану с дома особого назначения и под страхом смерти забыть обо всем, что здесь произошло.

Дмитрия Коршунова, одного из солдат охраны, совершенно незаметного человека, решили похоронить быстро и незаметно.

Через неделю, когда поутихли страсти по поводу расстрела императорской семьи, далеко от Екатеринбурга к берегу Нижней Пышмы прибило обезображенный труп молодого мужчины.

— Свят! Свят! Пречистая дева Мария! — возвел к небу дрожащие руки старик, живший отшельником, и стал неистово молиться, призывая Бога принять душу усопшего.

Емельян, прищурив ослабевшие глаза, выбирал место на берегу, где мог бы похоронить бедного утопленника.

— Э-эх! — крякнул он и, скрывая отвращение к бренным останкам, издававшим зловоние, перевернул труп.

Кольцо он увидел сразу. И когда до него дошло, кто перед ним, Емельян мешком осел на землю и застыл. Не замечая ни запаха, ни мух, слетевшихся в огромном количестве, и даже времени, он тяжело вздыхал и предавался воспоминаниям, которые и вызывали из его впалой груди эти вздохи.

— Эх! Сынок, сынок! Ну как же так? А? — он плакал, гладя шершавой рукой голову Филиппа.

Несчастливая судьба постигла всю семью Плетневых. Убили сначала Ивана Ивановича. А в тот памятный, черный для России год Стаса повесили большевики. Вера Степановна, решившаяся было бежать за границу, была застрелена и похоронена в общей могиле.

Емельян думал о них, и печаль омрачала его сердце. Он корил себя за то, что остался в живых, но в то же время ему надо было думать о маленьком Георгии, единственном живом человечке, к которому Емельян испытывал огромное чувство любви и нежности. И которому он когда-нибудь отдаст это колечко. Единственное доказательство существования в прошлом семьи Георгия.

«Это наш семейный амулет. Переходит он от отца к сыну или просто по мужской линии. Удачу он несет или позор. Надо правильно жить, чтобы люди тебя уважали, вот тогда и благоденствием тебя Господь не оставит», — вспоминал Емельян слова Филиппа.

— Не далась, видимо, тебе жизнь, как ни старался. Оно и понятно, — старик по-своему пытался оправдать смерть Филиппа. Ведь не бывает в жизни очень правильных решений и ходов.

* * *

Похоронив Филиппа, Емельян долго стоял над могилой, опершись о черенок лопаты. Глаза его смотрели вдаль, он улыбался, покачивал головой, вспоминая события недавних, а как будто давно прошедших дней, а потом взгляд его возвращался на этот маленький холмик, и он опять тяжко вздыхал, закуривал новую цигарку и глаза его грустнели.

На крыльце показался малыш. Утирая глаза пухлыми кулачками, он заулыбался, завидев Емельяна.

— Де! — крикнул он протяжно.

Емельян очнулся и, повернувшись к малышу, вмиг забыл все невзгоды и потери.

— Иду, иду, мой родненький! — опираясь на лопату, Емельян лихо заковылял к домику. Подняв мальчонку на руки, он вошел в маленькую хижину, служившую временным пристанищем двум людям, жестоко пострадавшим в этой страшной людской буре.

Георгий стал играть бородой деда, а тот, смеясь, вертел головой из стороны в сторону. Потом, пригрозив мальчонке пальцем, посадил его на лавку.

— Де! — на этот раз голос мальчишки был резок и звонок, глаза блестели, а маленьким упрямым пальчиком он показывал на кольцо, завладевшее пальцем Емельяна. Малыш увидел то, что больше никто на земле не смог бы заметить, поэтому взгляд его детских глаз выражал не по-детски серьезную озадаченность. Алый сполох взметнулся по камню и погас, словно призывая хозяина забрать его.

Ребенок стал капризно кричать, требуя колечко.

— Вот порода! Свое сразу угадывает, — смеясь, делился своими выводами с невидимым собеседником Емельян, — ладно, ладно, не кричи. На, поиграй, но смотри — не потеряй! — он протянул мальчишке кольцо, назидательно при этом грозя пальцем и объясняя значение этой вещи маленькому обладателю дорогой семейной реликвии. Реликвии, которая сама определяет жизнь ее обладателя и строит его судьбу. В этом было назначение вещи — в ней была какая-то неизбежность, предопределенность.

Емельян и раньше догадывался, что благодаря родовому амулету Филипп стал таким человеком, но, не выдержав испытаний, выпавших на его долю, поддался влиянию чужих сил.

А в маленькой польской деревеньке близ Познани Катрин-Катерина Збигнева-Бородина с нескрываемой любовью смотрела на своего маленького сына. Она совершенно забыла об обещании, которое дала Филиппу, но вчера ночью увидела его во сне и вспомнила.

— Когда-нибудь, милый мой Анджей, ты поедешь на родину своего настоящего отца и станешь сильным, красивым, как и он. Я сделаю все, чтобы выполнить клятву, данную твоему отцу, — она ласково поцеловала спящего сына и отправилась встречать своего мужа.

А далеко в сибирском крае, у могилы Филиппа, мудрый старик поклялся, что воспитает Георгия, следующего обладателя семейной реликвии, достойным человеком, которому кольцо принесет счастье и богатство.

Может, у них и получится…