Книга Ночь триффидов - Саймон Кларк

Один вездеход он отправил для тайного наблюдения за нашей бывшей базой. Экипажу было приказано вернуться сразу, как только мародеры Торренса уйдут из лагеря.

На третий день у нас появились, если можно так выразиться, гости. Вначале мы увидели трех шагающих по равнине мужчин. Ритм их движения говорил о том, что эти люди привычны к долгим переходам. «Лесовики», опасаясь нападения, приготовились к бою, но таинственные путники предпочитали держаться подальше от нашей линии обороны.

Я сумел рассмотреть, что группа состоит из двух молодых людей и одного старика. Длинные волосы были связаны на затылке в хвост и ниспадали на спины. Одежда была сшита из яркой ткани, на спинах — набитые под завязку вещевые мешки. В мешках, как мне казалось, должны были находиться шкурки пушных зверей. На плечах у каждого с одной стороны висел лук, с другой — колчан со стрелами.

И эти люди (такие сцены мне уже приходилось наблюдать) шагали между триффидами так, словно это были не растения-убийцы, а обыкновенные яблони.

Охотники-алгонкины задержались на несколько мгновений, чтобы проверить, не представляем ли мы для них опасности. Видимо, решив, что мы не станем творить никаких безобразий, они продолжили путь, даже не оглянувшись. Все трое легко и привычно шагали сквозь заросли триффидов.

Триффиды знали об их присутствии — я видел, что чашечки на их верхушках обратились раструбом в сторону индейцев, — однако не делали никаких попыток нанести удар. Сэм Даймс внимательно смотрел вслед уходящим индейцам, а затем, повернувшись ко мне, сказал:

— Насколько бы наша жизнь стала веселее, если бы мы смогли овладеть подобным фокусом.

Примерно через час после того как «гости» скрылись за горизонтом, вернулся посланный на рекогносцировку вездеход. Перебросившись несколькими словами с командиром экипажа, Сэм подошел к нам.

— Люди Торренса ушли, — сказал он с каменным лицом. — Пора возвращаться.

Я понял, что дело плохо.

Сэм знаком дал команду разместиться по машинам, и мы без промедления двинулись на север. Я не питал ни малейшей надежды на то, что увижу по возвращении что-нибудь хорошее.

Глава 27

Возвращение

Возвращение в лагерь проходило в атмосфере мрачного ожидания. Но то, что мы там увидели, превзошло худшие прогнозы.

Силы вторжения Торренса покинули лагерь, и сейчас, видимо, все оставшиеся корабли полным ходом шли на север, в Нью-Йорк. Нашему взору открылась картина чудовищных разрушений. Некоторые следы боя до сих пор вызывали содрогание. Вездеходы вошли в лагерь через проломы в изгороди. Вся территория была заполнена триффидами. Они почти не обратили на нас внимания, поскольку были увлечены трапезой. Берег реки был усеян обломками разбитых артиллерией десантных судов. Чуть выше по течению мы увидели полузатопленные остовы летающих лодок. Перед уходом захватчики изувечили самолеты. Они сделали все возможное, чтобы максимально осложнить нам жизнь. Разграбили хранилища топлива и склады провианта. От домов остались лишь головешки, уголья да пятна золы на земле. Чуть позже, когда участок земли в одном из углов лагеря был очищен от триффидов и надежно огорожен вездеходами, Сэм Даймс, взобравшись на броневик, произнес речь.

Сказал, что впереди нас ждет каторжный труд, но мы должны заменить тех, кто пал, защищая лагерь. «Мы похороним их со всеми почестями и воздвигнем на месте их упокоения величественный монумент», — сказал он. И только в этот момент мы — те, кто выжил, — до конца осознали всю чудовищность потери. Многие преклонили колени. Завершая свою речь, Сэм сказал:

— Да, Торренс расквасил нам нос. Но он нас не победил. И этим… варварским нападением на наш лагерь он своей цели не добился. Он послал сюда своих головорезов, чтобы те захватили и доставили в Нью-Йорк Дэвида Мэйсена. Им это не удалось. Это, в свою очередь, означает, что реализация самых зловещих стратегических планов Торренса остановлена. По крайней мере на время. Без Мэйсена он не может осуществить вторжение на остров Уайт, потому что знает — у островитян имеется воздушный флот, способный разбомбить корабли Торренса. Без Дэвида Мэйсена Торренс не сможет захватить машину, преобразующую триффидное масло в топливо. А без топлива не сумеет создать сколько-нибудь боеспособные военно-воздушные силы. Ты… — Сэм неожиданно повернулся лицом на север и в порыве ярости воздел кулак к небесам. — Ты можешь оставаться в своем дворце-небоскребе, Торренс! Ты можешь там сгнить заживо! Нам плевать! Несмотря на всю свою жестокость и беспредельное вероломство, ты преуспел лишь в том, что создал себе тюрьму. И ты ничего не способен сделать, чтобы увеличить хотя бы на один квадратный ярд площадь своей вонючей, грязной, потешной, презренной империи!

На какую-то долю секунду мне показалось, что Сэм выхватит из кобуры пистолет и выпустит всю обойму в направлении далекого Нью-Йорка. Но его гнев исчез так же внезапно, как и появился. Повернувшись к слушателям, он самым обыденным тоном произнес:

— Всё. Нас ждет работа.

Во все концы лагеря двинулись очистные отряды. Бойцы были в противотриффидных костюмах из плотной парусины, на головах у них поблескивали похожие на аквариумы пластиковые шлемы. «Лесовики» отстреливали у триффидов верхушки вместе со стрекалами и валили растения на землю. Вскоре воздух наполнился воем цепных пил. Похоронные команды собирали мертвецов, идентифицировали их и вешали на ногу бирку. Бойцов Торренса мы хоронили так же, как своих, только установить личности, разумеется, не могли. Когда появился Гэбриэл, я натягивал парусиновый комбинезон, чтобы отправиться ремонтировать ограду. Он показал мне ведерко, до краев заполненное стеклянными шприцами.

— Мы нашли это у солдат Торренса, — пояснил он, высыпая содержимое ведерка в металлический мусорный бак.

— Морфин?

— Нет, амфетамин. Сильнейший стимулятор. — Он покачал головой. — Перед атакой они до ушей накачались допингом, потому и мчались на пулеметы, как безумные. — Он брезгливо вытер руки и добавил: — Бедняги были в таком кайфе, что уже не чувствовали, когда в них попадала пуля. Вот это Торренс! Таким парнем нельзя не восхищаться, а?

Ограждения являли собой жалкое зрелище. Обливаясь потом в своем парусиновом скафандре, я для начала пустил в ход кусачки, чтобы расчистить землю от спутавшихся обрывков проволочной сетки. После меня на это место должна была прийти команда, которая поставит столбы и навесит на них новую сетку. Ярдах в ста справа еще одна фигура с аквариумом на голове исправно щелкала кусачками. Итак, я разгребал спагетти из проволоки, а мимо меня в лагерь шествовали триффиды. Некоторые задерживались, чтобы хлестнуть по моему шлему стрекалом. Вреда эти удары мне не причиняли, но раздражали здорово. В лагере триффидов встречала спецкоманда истребителей.

Я трудился изо всех сил, резал проволоку, освобождал ее от останков триффидов, раздавленных вездеходами. «Интересно, — думал я, — знают ли в штабе „лесовиков“ о нападении Торренса на их передовой военный лагерь?» Штаб располагался в нескольких сотнях миль к югу и был в зоне досягаемости радиопередатчиков. Отдельные поселения, стараясь всеми силами скрыть свое местонахождение, крайне неохотно выходили на связь, а некоторые вообще отказались от передатчиков, предпочитая почтовую службу на перекладных — то, что в свое время именовалось в США «пони-экспресс». Сообщения писались от руки и вручались, как правило, лично адресату. Подобная подозрительность часто граничила с паранойей, и я не представлял, как разбросанные по всему миру поселения смогут вступить друг с другом в простой контакт, не говоря уже о торговых союзах или пактах о взаимопомощи. Неужели мой отец был прав, когда говорил, что человечество, расколовшись на мелкие сообщества, обрекло себя на вымирание?