Книга Мертвечина - Линда Фэйрстайн

Я кивнула Майку — убийство Куини было его делом.

— Честно говоря, мы не очень ясно представляем себе, что нужно искать. Мы не знаем также, что искал преступник и нашел ли он то, что хотел. Жертва убийства, — добавил он после короткой паузы, — одинокая женщина-инвалид восьмидесяти двух лет, жившая в Гарлеме.

— С такими монетами? Без охраны, у себя дома?

— Мы нашли их у нее в шкафу, рассыпанными по полу. Грабитель — возможно, он был также и убийцей — видимо, успел хорошо их рассмотреть.

Майк помолчал, прежде чем продолжить.

— Сейчас об этом мало кто знает, но в молодости у нее был роман с одним из самых богатых людей мира. Он коллекционировал разные вещи, в том числе эти железяки. — Он перекладывал монеты на зеленой коже.

Старк уже почуял дичь. Он сел в кресло и развернулся к монитору.

— Уверен, что найду его в своей базе. Любой американец, выставлявший монеты на аукцион или приобретавший их в частную коллекцию, хоть раз прибегал к услугам нашей фирмы.

— Боюсь, это еще одна проблема, — произнес Майк. — Тот парень жил не в Штатах. Он не был американцем.

Майк снова взглянул на Мерсера и получил одобрительный кивок.

— Короче, это был король Египта.

Бернард Старк отодвинулся от клавиатуры и посмотрел ему прямо в глаза.

— Эта женщина хранила в гардеробе монеты из коллекции Фарука? Неудивительно, что она мертва.

27

Отодвинув монеты в сторону, Бернард Старк встал и закрыл дверь кабинета.

— Сокровища Фарука никого не доводили до добра. Удивительно, почему к ней не заявились правительственные агенты и не потребовали полного отчета.

Майк решил, что Старку можно доверить эту тайну.

— Представьте, что Куини добыла свои дукаты не самым честным путем. Скажем, она считала, что парень задолжал ей несколько долларов, и решила прихватить с собой пригоршню монет.

— Тогда понятно. Значит, Секретная служба просто не знала, где искать, а люди, через которых вещи попадали на рынок, не подозревали об их подлинной ценности, — сказал Старк, размышляя вслух.

— Почему вы уверены, что федералов могут заинтересовать старые ржавые железяки стоимостью в несколько тысяч долларов? — спросил Майк.

— Когда речь идет о короле Фаруке, на охоту выходят все, от Секретной службы до ЦРУ.

Слова Старка раздули тлеющий огонь. Почему он упомянул ЦРУ?

Мерсер подхватил тему в присущем ему мягком и непринужденном стиле.

— Боюсь, кое-что мне не совсем понятно, мистер Старк. Мы знаем, что Фарук собирал фамильные драгоценности всех королевских семей мира и что одни только яйца Фаберже могут стоить целое состояние. Мисс Рэнсом пришлось бы вывезти несколько мешков таких… скажем, мелких денег, чтобы получить за них подобную цену. Не понимаю, какой вообще был смысл связываться с монетами.

— Вы можете поговорить с экспертом по драгоценностям и узнать, чем отличаются яйца Фаберже и какова их рыночная стоимость. Что касается моей специализации, уверяю вас, детектив, что ей надо было взять всего одну-единственную монету. В коллекции Фарука существовал экземпляр, ради которого многие люди могли бы совершить убийство.

— Может, как раз его она и взяла? — предположила я. — Если вы опишете…

— Куини — так вы ее, кажется, называете? Куини не могла взять ту монету, о которой я говорю, — с улыбкой возразил Старк. — Она прошла долгий тернистый путь и в конце концов попала в наши руки. Я только хотел сказать, что многие вещи, которые приобретал Фарук, стоят огромных денег.

— Все же вернемся к упомянутой вами монете — той, которая прошла тернистый путь. Возможно, существует и другой экземпляр.

— О, нет, мисс Купер. Такие редкости «созданы из вещества того же, что наши сны»,[20]и поймать их столь же трудно, как Синюю птицу. Эта монета — наша монета! — была скорее орлом, и я абсолютно уверен, что другой такой нет во всем мире.

— Вы говорили о ЦРУ и Секретной службе, — напомнил Майк. — Они-то как в этом замешаны?

— Я думал, вы знаете эту историю, детектив. Она вполне заслуживает самого тщательного полицейского расследования. Вам когда-нибудь приходилось слышать о «двойном орле»?[21]

Старк подошел к стеклянной витрине в дальнем конце комнаты. Достав из нагрудного кармана маленький ключ, он отпер дверцу и снял с верхней полки черную кожаную коробочку с двойной застежкой.

У стола он открыл коробку и несколько секунд смотрел на большую монету, прежде чем передать ее нам.

— Это всего лишь копия, сделанная с золотого оригинала. Возможно, речь идет о самой замечательной из когда-либо отчеканенных монет.

Я взяла из гнезда блестящий диск и провела пальцем по его выпуклой поверхности.

— Она действительно великолепна, — сказала я.

Старк снял бумажку, приклеенную к внутренней стороне крышки.

— Вот выдержка из каталога того аукциона, где мы ее продали. Здесь она описана лучше, чем это мог бы сделать я.

Он зачитал текст. «Фигура Свободы изображена устремленной вперед, в широких одеждах, развевающихся на ветру. В левой руке она держит оливковую ветвь, в правой — горящий факел. По краям диска расположено сорок восемь звезд, внизу представлены здание Капитолия и солнечные лучи, расходящиеся от ног Свободы. Год выпуска 1933».

Майк взял у меня монету и перевернул на другую сторону. На реверсе были искусно отчеканены профиль летящего орла и достоинство монеты — двадцать долларов США.

— Вы продали одну из них на аукционе? — спросил Майк.

— Прошу прощения, мистер Чэпмен. Не хочу вас напрасно обнадеживать. Мы продали единственный экземпляр. Тот самый, что находился в коллекции Фарука. Аукцион состоялся в июле 2002 года.

— Но почему вы так уверены, что он единственный? Других не сделали?

— Нет, почему же, сделали, но правительство не пустило их в оборот. Всю серию уничтожили.

— Любопытно узнать, сэр, на сколько потянула ваша красотка. Какую цену вам за нее дали?

Старк ответил с нескрываемым удовольствием.

— Это было во всех газетах, мистер Чэпмен. Мне нечего скрывать.

Он аккуратно взял золотой диск, зажав его между большим и указательным пальцем.

— «Двойной орел» был продан дороже, чем любая другая монета за всю историю подобных аукционов. — Старк надулся от гордости. — За семь с лишним миллионов долларов.

Я взглянула на полиэтиленовые пакетики Мерсера с их ценным содержимым, тянувшим, однако, всего на несколько тысяч. Казалось невероятным, что одна-единственная монета достоинством в двадцать долларов могла стоить семь миллионов.