Книга Безнадежность - Колин Гувер

Он был прав.

«Ты пропала на тринадцать лет, Хоуп».

От последнего слова в этой фразе меня пробирает холод. Я медленно поднимаю голову и смотрю на Холдера.

— Ты назвал меня Хоуп. Не надо. Это не моё имя.

— Прости, Скай, — кивает он.

От последнего слова в этой фразе меня тоже пробирает холод. Я соскальзываю с его колен и встаю.

— И так меня не называй, — заявляю я решительно.

Не желаю, чтобы меня называли Хоуп, или Скай, или Принцессой — любым именем или прозвищем, которое отделяет какую-то часть меня от всего остального. У меня вдруг появляется чувство, что я — несколько разных людей, втиснутых в одно тело. Что я не знаю, кто я на самом деле и к какому миру принадлежу. Я потеряла точку опоры. Никогда прежде я не чувствовала себя настолько одинокой — словно на всей Земле не осталось ни единой души, которой я могла бы доверять. Даже самой себе. Даже собственным воспоминаниям.

Холдер тоже встаёт и берёт меня за руки. Он наблюдает за мной, ожидая моей реакции. Что же, он будет разочарован, потому что я вообще не собираюсь реагировать. Никак. Не здесь. Не сейчас. Часть меня чуть не плачет, когда он обхватывает меня руками и шепчет на ухо: «Не волнуйся». Часть меня готова заорать, ударить его за то, что он меня обманывал. Часть меня позволяет ему обвинять самого себя за то, что не вмешался в событие тринадцатилетней давности. Впрочем, самая большая часть меня просто хочет, чтобы всё это исчезло. Хочу ничего не чувствовать, как прежде. Тоскую по оцепенению.

Выдёргиваю свои руки и бреду к машине.

— Мне нужен перерыв между главами, — бормочу я больше самой себе, чем ему.

Он следует за мной по пятам.

— Не понимаю, о чём ты?

В его голосе звучит боль поражения и подавленность. Он хватает меня за руку, пытаясь остановить — наверняка собирается спросить, как я себя чувствую. Но я вырываю руку и стремительно поворачиваюсь к нему. Пусть не спрашивает, как я себя чувствую, потому что я понятия не имею. Меня несёт сейчас через бурю самых разных эмоций, и большинство из них я никогда не испытывала прежде. Гнев, страх, печаль, недоверие вырастают во мне, и я хочу, чтобы это прекратилось. Я просто хочу не чувствовать то, что чувствую сейчас, и потому обхватываю его лицо и прижимаю губы к его губам. Я целую его крепко и быстро, жду ответной реакции, но ничего не происходит. Он не целует меня. Он отказывается помочь мне, не желает прогонять мою боль таким способом. Ярость берёт верх над всем остальным, я отстраняюсь и отвешиваю ему пощёчину.

Он даже не вздрагивает, и это приводит меня в бешенство. Мне хочется причинить ему такую же боль, какую испытываю я. Пусть он прочувствует, что сделали со мной его слова. Я снова бью его по лицу, и он позволяет мне это. Так и не дождавшись от него реакции, толкаю его в грудь. Толкаю и пихаю его снова и снова, пытаясь вернуть ему каждый грамм той боли, в которую он меня погрузил. Сжимаю кулаки и бью его в грудь, а когда и это не срабатывает, начинаю кричать и колотить его изо всех сил, стремясь вырваться из его рук, потому что теперь они обхватывают меня. Он поворачивает меня спиной к себе, прижимает к своей груди и сцепляет пальцы в замок на моём животе.

— Дыши, — шепчет он мне на ухо. — Успокойся, Скай. Я знаю, ты расстроена и напугана, но я же здесь. Я рядом. Просто дыши.

Я закрываю глаза и впитываю его успокаивающий, подбадривающий голос. Он подхватывает ритм моего дыхания и делает намеренно глубокий вдох, побуждая меня последовать его примеру. Я несколько раз медленно и глубоко вдыхаю одновременно с ним. Когда я прекращаю сопротивление, он поворачивает меня лицом к себе и прижимает к груди.

— Я не хотел, чтобы ты так страдала, — шепчет он, баюкая мою голову в своих ладонях. — Поэтому я тебе не рассказывал.

И тут я осознаю, что даже не плáчу. Я совсем не плакала с того момента, как услышала правду. Вот и хорошо — я не позволю слезам прорваться, как бы они того ни требовали. Слёзы мне сейчас не помогут, только сделают слабее.

Упираюсь ладонями в грудь Холдера и легонько отталкиваюсь от него. Я уязвима в его объятиях, ведь они так утешительны. А я не нуждаюсь в утешениях. Пора научиться полагаться только на собственные силы, потому что я могу доверять лишь себе, да и это сомнительно. Всё, что я знала о своей жизни, оказалось ложью. Не представляю, кто состряпал эту ложь, кто владеет всей правдой, и в моём сердце не осталось ни грана доверия. Ни к Холдеру, ни к Карен, ни к самой себе, если уж на то пошло.

Я делаю шаг назад, всматриваюсь в его глаза, и меня снова одолевает гнев.

— Ты вообще собирался рассказать мне, кто я? А если бы я не вспомнила? Ты бы когда-нибудь рассказал? Боялся, что я тебя брошу, не дав шанса меня трахнуть? Ты поэтому всё время мне врал?

Как только с моих губ срываются эти слова, горькая обида заливает его глаза.

— Нет. Всё было не так. И сейчас всё не так. Я не сказал, потому что боялся того, что может с тобой случиться. Если бы я донёс властям, тебя бы отобрали у Карен. Её бы наверняка арестовали, а тебя бы отправили обратно к отцу до исполнения восемнадцати лет. Ты этого хочешь? Ты любишь Карен и счастлива с ней. Я не хотел ломать твою жизнь.

Я издаю короткий смешок и качаю головой. В его объяснениях нет никакого смысла. Во всём этом нет никакого смысла.

— Во-первых, — говорю я, — Карен никто бы не посадил. Уверена на все сто — она тут ни при чём. Во-вторых, восемнадцать мне исполнилось в сентябре. И если причиной твоего вранья был мой возраст, ты должен был уже всё мне рассказать.

Он сжимает свой загривок и опускает взгляд. Опять занервничал — мне это ужасно не нравится. Судя по его реакции, с откровениями ещё не покончено.

— Скай, мне столько всего нужно тебе объяснить. — Он встречается со мной взглядом. — Ты родилась не в сентябре. Твой день рождения — седьмое мая. До восемнадцати тебе осталось ещё шесть месяцев. И Карен… — Он делает ко мне шаг и хватает за руки. — Она знает. Должна знать. Подумай об этом. Кто ещё мог это сделать?

Я мгновенно выдёргиваю у него свои руки и отшатываюсь. Понимаю, скрывать от меня эту тайну было для него пыткой. И сейчас, когда он вынужден рассказать мне всё, он словно поджаривается на медленном огне. Но от всех кредитов доверия, которые я выдала ему за время нашего знакомства, уже ничего не осталось. А теперь он ещё пытается доказать, что моя мама как-то в этом замешана. Одной этой попытки достаточно, чтобы уничтожить всё моё сочувствие к нему.

— Отвези меня домой! — требую я. — Больше ничего не хочу слышать. Сегодня я больше ничего не хочу слышать.

Он снова пробует взять меня за руки, но я с криком бью по его кистям:

— ОТВЕЗИ МЕНЯ ДОМОЙ!

И шагаю к машине. С меня хватит. Мне нужна мама. Мне нужно просто увидеть её, обнять, спрятаться от всепоглощающего чувства одиночества.

Подхожу к ограде раньше Холдера и пробую перелезть, но не могу — руки ослабли и дрожат. Не оставляю попыток, потом подходит Холдер и подсаживает меня, не сказав ни слова. Перепрыгиваю на ту сторону и добредаю до машины.