Книга Она слишком любила красное - Алексей Макеев

– Стреляй же, чокнутый старик! – снова заорал я. – Почему же ты медлишь?

Расстояние между нами и быком катастрофически сокращалось. Иван Васильевич по-прежнему был неподвижен. Я уже чувствовал холодное дыхание приближающейся смерти. Я был в растерянности и не знал, что мне предпринять. У меня перед глазами до сих пор вырисовывалась картина жестокого убийства Виктории. Испугавшись моего крика, она не выдержала и метнулась в сторону. Это было единственной ошибкой, которую она допустила. Я отчетливо осознавал, что мне ни в коем случае нельзя трогаться с места. Это привело бы меня если не к смерти, то к неминуемому увечью. Но и не предпринимать решительных действий я тоже не мог. Я поспешно схватил ружье и, почти не целясь, нажал на спусковой крючок. Была микронная доля секунды, когда я успел подумать о том, что патроны могли оказаться холостыми, производящими шумовой эффект для отпугивания ворон. В этот же миг я увидел, как на задней ляжке быка вздыбилась шерсть. Я успел заметить брызги крови и куски вырванного мяса. Джек Потрошитель упал как подкошенный. В его глазах появилась настоящая ярость. В нем проснулся инстинкт предков. Боевой порыв вспыхнул в нем с невероятной силой. Он почти мгновенно вскочил на ноги и вновь понесся на меня. Нетрудно представить мои ощущения, если хотя бы на миг вообразить, что на вас несется скорый поезд, а вы не в состоянии сойти с рельс, потому что всем вашим телом овладело жуткое оцепенение. Инстинкт самосохранения вынудил меня нажимать на спусковой крючок. Я видел, как пули вонзались в его шкуру. Кровь сплошным потоком хлестала из его ран. Одна из пуль попала ему в голову. Я зажмурил глаза и выстрелил еще раз.

– Виктория! Я иду к тебе, – пробормотал я, приготовившись к неминуемой гибели.

Потом я слышал какой-то шум. Чуть позже заметил Большого Борю и его сына. Размахивая руками, они бежали в мою сторону и о чем-то кричали. Я стоял как завороженный и ничего не соображал. Мое лицо было мокрым. Я провел рукой и увидел на ней кровь. Я не ощущал боли, из чего заключил, что эта кровь принадлежала Джеку Потрошителю. Последний, шестой, выстрел я произвел чуть ли не в упор. Если бы пущенная мною пуля не попала в цель, то правым глазом он бы наверняка напоролся на ствол моего ружья. Джек Потрошитель лежал возле моих ног, издавая последние вздохи. Его горячая благородная кровь нескончаемым потоком струилась из ран.

– Вы паршивый стрелок, господин Белозеров! – прохрипел мой полоумный тесть. – Но я обязан вам жизнью. Я неверно рассчитал свои силы и возможности. У меня был спазм. Сказываются последствия инфаркта…

Я положил ружье ему на колени.

– В другой раз, – с укором произнес я, – не будьте столь самоуверенны.

– Надеюсь, вы понимаете, что после того, как умерла Виктория, мне придется пересмотреть завещание, – как ни в чем не бывало заявил он. – Я не могу включить ваше имя…

– Кажется, я уже неоднократно предупреждал вас о том, что мне ничего не нужно! – грубо ответил я.

– Но ведь вы только что спасли мне жизнь…

– Окажись вы на моем месте, то наверняка сделали бы то же самое…

Еще раз взглянув на ружье, я искренне пожалел, что все пули достались Джеку Потрошителю. Одну из них я бы с превеликим удовольствием всадил в грудь старого идиота.

33

Вернувшись в Мурманск, я продолжал изображать из себя горем убитого человека. Слухи о внезапной и трагической смерти моей жены моментально разнеслись по всему Кольскому полуострову. Что говорить о близких друзьях, когда даже малознакомые люди стремились не упустить случая лично высказать мне свои соболезнования. Буквально через неделю это начало меня здорово раздражать. Я мог сорваться в любую минуту. Мне с каждым днем было все труднее сдерживать порыв нарастающего гнева. Я больше не мог видеть наигранно-кислые физиономии и слышать страдальческие голоса:

– Роман Александрович, Виктория не заслужила такой ужасной участи! Что сделали с быком, который напал на вашу супругу? Мужайтесь, Роман Александрович, вас постигло тяжелое горе…

Но, слава богу, постепенно эта трагическая новость всем изрядно надоела. Разговоры о преждевременной кончине моей жены незаметно отошли на задний план, уступая место новым сплетням, спорам и пересудам. Настало время, когда я мог позволить себе немного расслабиться, чтобы в ближайшем будущем у меня хватило сил и энергии для совершения очередного преступления. Мысли о Даниле Луговом не выходили у меня из головы. Я спал и видел его в деревянном гробу, который опускали в глубокую темную яму. Мне не терпелось испытать огромное наслаждение от мести, которая ни на минуту не давала мне покоя. Удачное убийство Виктории принесло мне некоторое облегчение, но этого было недостаточно, чтобы я перестал ощущать себя рогоносцем. Над ее любовником навис дамоклов меч. Его дни были сочтены. Мысленно я уже давно накинул ему на шею удавку. Мне оставалось лишь в реальной жизни потуже затянуть петлю.

Спустя пару недель, когда я убедился, что меня окончательно перестали доставать глупым соболезнованием, я деликатно попросил моего водителя разыскать Данилу и любезно пригласить ко мне в офис. Я так же попросил его не особо распространяться о несчастном случае, произошедшем с Викторией.

На следующий день, когда я разбирался с документацией, ко мне в кабинет вошла Людмила Геннадьевна.

– Роман Александрович, если вы не станете возражать, то я могу угостить вас песочным печеньем, – предложила она.

– Почему бы и нет, Людочка… – ответил я. – Можете мне не поверить, но я уже соскучился по вашей выпечке.

– Правда?

Ее глаза засветились, как горящие угольки.

– Правда, Людочка! – подтвердил я. – Мне всегда нравилось ваше печенье и ваши торты.

– Если хотите, я испеку для вас что-нибудь этакое…

– Экстравагантное…

– Вот именно.

– Только в том случае, если это вас не затруднит.

– Да что вы, Роман Александрович! Мне нетрудно…

Через минуту у меня на столе вновь появились чашечка кофе и ваза с песочным печеньем. Да и почему я должен был отказываться? Теперь по всем юридическим законам я официально числился одиноким вдовцом. Если ей было приятно за мной ухаживать, то почему я должен был игнорировать ее благородные чувства? Я не видел в этом ничего предосудительного.

Я надкусил печенье и еще не успел распробовать его на вкус, как сработал динамик селекторной связи.

– Роман Александрович! – хорошо поставленным профессиональным голосом сказала Людмила Геннадьевна. – К вам пришел Данила Луговой.

– Пусть войдет, – коротко ответил я.

Поспешно приготовившись к долгожданной встрече с моим ненавистным врагом, я отодвинул печенье и чашку с горячим кофе на край стола, выпрямился в кресле и напустил на себя изможденный удручающий вид.

Данила, как я и предполагал, был не в новом, но аккуратно отглаженном костюме. Его черные подстриженные полумесяцем усики были чуть ли не его визитной карточкой. В его взгляде не было ни робости, ни раболепного притворства. Он был горд, красив и даже чуточку заносчив.