Книга Жиголо - Сергей Валяев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, мои мысли и я сам уже были далеко от авеню Похабель. Я возвращался в квартиру Александры, рассуждая о том, что проблема начинает приобретать международную окраску. Если в деле задействованы силы внешнего агрессивного империализма, то одному мне не справиться, посмеялся я. Что же это все значит, сержант? Увы, утомленный за день мозг находился в состоянии близком к состоянию слюнявого олигофрена в Кащенко и поэтому не выдавал никаких свеженьких идей.
Я махнул рукой — утро вечера мудренее, сержант. И, перекусив чай черствым бутербродом, пал на диван. Сон был беспокойным и напоминал рвущуюся кинопленку: события мелькали так быстро, что запомнить их не было никакой возможности.
Уже утром, когда просыпался, запел мобильный телефон — мой, поскольку «шокинский» отключили по причине неуплаты моего разговора с вельможной дамой приятной во всех отношениях. Шучу, но, как известно, в любой шутке…
Итак, я взял телефон с уверенностью, что меня беспокоит господин Королев. Или кто-то из стареньких пенсионеров ошибся, тыкая сослепу номера на аппарате. И услышал уверенный и молодой голос — армейский голос. Трудно объяснить, почему решил, что голос принадлежит человеку, имеющему отношение к военной службе, но это так.
— Привет, Жигунов, — с напором говорил незнакомец. — Как спалось, смеялся, — совесть за безвинно убиенных не мучила?
— Какие ещё убиенные? — зевнул я, находясь, правда, уже на ногах, как солдат после ора дежурного по роте «Подъем!»
— Как каких? — притворно удивился собеседник. — Журналистку Стешко, например. Нехорошо. Неаккуратно резал-то: «пальчики»-то оставил на даче… Так что, предупреждаю, тебя ищут.
— А я ищу вас, — проговорил. — И найду.
— Как можно найти того, кого нет, — засмеялся незнакомец. — Будь проще, Жиголо, заканчивай свой марш-бросок.
— Не добрый ли это совет, который вы всем даете?
— Кому надо даем. И совет наш добрее не бывает. И все потому, что мы одной крови: ты боец — и мы умеем. Зачем нам свою славянскую кровь кропить?
— А кровь моих друзей какая?
— Это не мы — это «черные», — запнулся, — переусердствовали…
Я горько посмеялся: слово какое найдено — «переусердствовали». А почему они так себя вели, вот вопрос вопросов? Это не к нам, ответил «армеец», наша задача — притушить пламя, зачем нам всем война?
— Поздно, уже все горит, — не без пафоса проговорил я, находящийся на выходе из квартиры. — Тем более человек я любопытный.
— А мы люди слова. Сказали — сделали, — произнес незнакомец. Посмотри в машинке своей. И на этом остановимся, Жигунов. Последнее тебе предупреждение. В противном случае… — и сигналы отбоя.
Это что-то было новенькое в практике ведения боев местного значения. Все упрощается, сержант, и все усложняется, рассуждал я, прыгая через три ступеньки по лестнице, не от любви же к ближнему меня предупредили.
«Переусердствовали» — удобная формулировочка: перерезали горло от уха до уха и… ах, простите-простите, мы переусердствовали-с. Пулю в лоб переусердствовали. Выпотрошили кишки из брюха — ах, какая неприятность, так переусердствовать. Мои враги ошибаются: за такое усердие следуют адекватные меры. Это закон военного времени. И нарушать его не могу. Если нарушу, жизнь теряет всякий смысл. Зачем жить, зная, что на твоих руках кровь любимых людей, которую ты не смыл ацетоновой кровью врагов.
Противник нервничает — следовательно, я двигаюсь по лабиринту в нужном направлении. И кто меня ждет на первом, предположим, уровне? Не гражданин ли мира по имени Ник или таки наш доморощенный «разведчик косметических недр» господин Житкович?
Любопытная story, сержант, и ты в ней, как стойкий оловянный солдатик. Помнится, он плохо закончил свою гвардейскую искреннюю службу — расплавился в пламени домашнего очага. Не эта ли праздничная перспектива ждет меня на просторах любимой родины? Возможно.
Но отступать некуда — в хрустальной моей памяти прорастает вечный город Бессмертных, где проживают те, кого я не имею права предавать.
Приготовив ППС для ближнего боя и поправив тяжелую спортивную сумку с «железом», я ударил ногой дверь подъезда и, щурясь от утреннего, ещё прохладного солнца, увидел свой ралли-драндулетик.
На ночь накрыл его брезентовым тентом — теперь тент был разрезан и в его прорехи, как в воронке… Контролируя обстановку полусонной местности, я приблизился к машине. На заднем сидение полулежал южный человек с черным от посмертной щетины лицом. Такая же по цвету кровь запеклась на белой его рубахе и создавалось, что он облит киноварью из ведра.
Я понял, что этого неразговорчивого мертвеца с перерезанным горлом решили «обменять» на мир, то есть меня хотят убедить, что произошла полноценная рокировочка. Миролюбы не понимали, что смерть убийцы не воскресает тех, кого он убил. Тогда какой смысл этого «обмена»? Скорее всего это примитивная ловушка — повесить труп на шею врагу и посмотреть, что из этого выйдет.
В подобных случаях надо принимать быстрые и решительные действия. Со стороны я походил на молодого спортсмена, оздоровительно проходящего мимо чудаковатого авто с прорехой в брезентовой крыше. Легким движением руки молодчик запускает в дыру некий предмет и удаляется физкультурным шагом за угол дома. И через несколько секунд безмятежность мирного уголка нарушается злым и тугим ударом, будто подорвался частный автомобиль. Впрочем, так оно и было: две Ф-1 поработали на славу, уничтожая обреченную машину до карданого вала. Такое мероприятие называется: зачистка местности.
Я вынужден был пойти на это, чтобы не оставить врагу никаких надежд на мир. Пусть будет война! Как кто-то сказал: «Я не щажу вас, я люблю вас, собратья мои по войне!»
Близ «олимпийских» жилых домов находился окультуренный лесопарк. Чтобы не рисковать, легкой спортивной трусцой сбежал по тропинке под защиту деревьев. Если кто и следил за мной, то у него возникли проблемы. На родной природе чувствовал себя, как молодой бог. Спасибо отцам-командирам, научили выживать в условиях, скажем так, некомфортабельных.
Утреннее светило, дробясь в ветвях, пробуждало парк. По его аккуратным дорожках трусил спортивный люд и собачники выгуливали четвероногих любимцев.
На детской площадке с деревянными качелями и турникетами для занятия спортом находились три ханурика. Ежась от холода, распивали бутылочку «красненького». Были одеты в длинные хламиды, а голову одного из них украшала кепка. Именно эта кепля, знакомая «клеткой», обратила мое внимание на любителей столь раннего «зеленого змия». Помимо этого нечто неестественное присутствовало в фигурах: то ли их спины были слишком тренированы, то ли через плащи угадывалась армейская выправка, то ли уж слишком были сосредоточены на бутылке; словом, все это вместе заставило меня спружинить шаг и бросить правую руку в спортивную сумку. Двигаясь вперед, периферийным зрением заметил, что у владельца кепки от ухоженного уха отходит «комарик» — радиотехническое спецсредство для связи с внешним миром. Я буквально шкурой почувствовал: через мгновение поступит приказ на мою ликвидацию. Что за военно-тактические игры в народном лесу?