Книга Сначала свадьба - Мэри Бэлоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ванесса лежала в постели и крепко спала.
Эллиот прошел по комнате и остановился, не в силах отвести глаз от прелестного личика. Короткие волнистые волосы разметались по подушке. Губы слегка раскрылись. В тусклом неровном свете казалось, что на щеках играет румянец.
Она выглядела худенькой и легкой, словно девочка. Грудь едва приподнимала одеяло, на котором спокойно лежали тоненькие руки.
Почему-то вспомнилась Анна — воплощение противоположности, но образ растворился в воздухе сам собой, без особых усилий.
В Ванессе крылась таинственная притягательность. Она не была красивой. Не была даже хорошенькой. Так, самая заурядная, незамысловатая внешность. И все же что-то манило, увлекало. Она не обладала соблазнительной фигурой.
И все же хотелось не только смотреть, но и…
В Финчли-Парке, в доме у озера, он желал ее постоянно, ненасытно! Да и после «медового месяца» — что за отвратительное слово! — ночь за ночью вожделел, хотя и старался сделать встречи короткими и деловитыми, потому что…
А собственно, почему? Потому что Ванесса до сих пор любила покойного первого мужа и Эллиот чувствовал себя обманутым, обиженным? Нет, не поэтому. Потому что хотел наказать, заставить почувствовать, что в его жизни ей отведена лишь одна-единственная функция?
Неужели он настолько мелочен? Мысль больно задела.
Эллиот хотел ее и сейчас. Собственно, желание родилось еще рано утром, когда она до завтрака неожиданно появилась на пороге кабинета Джорджа.
Так чем же все-таки привлекала Ванесса Уоллес, виконтесса Лингейт?
Эллиот нежно провел пальцем по щеке жены.
Она открыла глаза, сонно посмотрела и улыбнулась.
Вот один из секретов! Не было на свете другого человека, чьи глаза улыбались бы постоянно, излучая… что? Тепло? Радость? Одновременно и то и другое?
Радовалась ли жена его приходу? После того как на протяжении нескольких ночей подряд его поведение вполне можно было бы назвать оскорбительным?
— Я не спала. Просто лежала с закрытыми глазами и отдыхала, — сказала она и засмеялась.
Да, и еще смех. Искренний. Теплый. Почти заразительный.
Некоторые люди словно несли в себе счастье, и Ванесса принадлежала к их числу. Она — его жена.
Эллиот развязал пояс и сбросил халат на пол. С тех пор как обнаружил Ванессу в слезах, он неизменно приходил к ней в ночной рубашке. Но сейчас снял и ее, небрежно швырнув на халат.
Лег на спину рядом с женой и прикрыл рукой глаза.
Впервые за много ночей виконт не задул свечу. Ванесса лежала на боку и смотрела на мужа.
— Эллиот, — тихо позвала она. — Сегодня выдался чудесный день, и я запомню его надолго. Тебе ведь было не очень скучно, правда?
Он убрал с глаз руку и повернул голову.
— Считаешь, что я не умею радоваться?
— Вовсе нет. Просто не знаю, умеешь ли радоваться вместе со мной. Дело в том, что я совсем не хороша собой, не умею вести занимательные беседы и…
— Неужели никто и никогда не называл тебя прелестной? — перебил Эллиот, не дожидаясь еще одной негативной характеристики.
Ванесса немного помолчала.
— Ты называл, — наконец ответила она и рассмеялась. — На балу в День святого Валентина. А потом добавил, что все остальные дамы, без исключения, тоже очаровательны.
— Любишь весну? — неожиданно спросил виконт. — Правда, она приносит в мир красоту и обновление?
— Да, — серьезно согласилась Ванесса. — Весна — мое любимое время года.
— Сегодня я назвал тебя весенним цветком. Так вот, это был не пустой комплимент.
— О, — вздохнула Ванесса, — как приятно! Но ты вынужден говорить мне такие слова, ведь ты мой муж.
— Значит, предпочитаешь считать себя некрасивой? — уточнил Эллиот. — Кто-нибудь говорил тебе об этом?
Ванесса на секунду задумалась.
— Нет, — ответила она. — Никто из знакомых не проявил подобной жестокости. Но отец порою шутил, что следовало назвать меня Джейн, потому что я была его «дурнушкой Джейн». Впрочем, шутил беззлобно, с неизменной любовью.
— При всем уважении к памяти преподобного Хакстебла считаю, что его следовало повесить, утопить и четвертовать, — заявил виконт.
— О Эллиот! — в ужасе воскликнула Ванесса. — О чем ты говоришь?
— Если бы я до сих пор оставался холостым, — продолжил он, — и выбирал невесту из трех сестер, основываясь исключительно на внешности, то все равно выбрал бы тебя.
В глазах Ванессы снова вспыхнули искры смеха, а на губах появилась нежная улыбка.
— Вы мой галантный рыцарь, — заметила она. — Благодарю вас, сэр.
— Так, значит, я воплощаю в себе не только холодность и раздражительность? — поинтересовался Эллиот.
Улыбка стала шире.
— Ты совмещаешь головокружительную смесь самых разных качеств. А потому не обращай на меня внимания, когда я приписываю тебе сразу несколько свойств характера. Уверена, что в твоей душе скрываются тысячи секретов.
Жизни не хватит, чтобы разгадать хотя бы несколько сотен. А уж обо всех и говорить не приходится. Никогда не постигнуть того, кто рядом.
— А себя постигнуть можно? — уточнил Эллиот.
— Нет, — решительно ответила Ванесса. — Нередко мы удивляем сами себя. Но разве предсказуемость не сделала бы жизнь пресной и скучной? Как бы нам удалось познавать мир, расти и приспосабливаться к новым условиям?
— Опять ударилась в философию? — скептически заметил Эллиот.
— Если задаешь вопросы, то, наверное, ждешь ответа? — парировала Ванесса.
— Тебе известно, как изменить меня к лучшему, — задумчиво произнес он.
— Разве? — Ванесса удивленно взглянула на мужа.
— «Придумаю способы. Я ведь чрезвычайно изобретательна», — процитировал Эллиот сказанную в театре фразу.
— О, надо же! — рассмеялась Ванесса. — Я ведь и вправду это сказала, да?
— Пока лежала с закрытыми глазами и отдыхала, ты думала? — уточнил Эллиот. — Проявляла изобретательность?
В ответ он услышал лишь тихий смех.
— Если нет, — заключил Эллиот, — то, наверное, я обречен на всю ночь остаться холодным и раздражительным. Интересно, смогу ли уснуть?
Он закрыл глаза.
Тихий смех повторился, а потом наступила тишина. Спустя пару мгновений послышался шорох сорочки. Несколько ночей подряд Ванесса встречала мужа одетой, поскольку он являлся в ночной рубашке.
Желание не заставило себя ждать, однако Эллиот продолжал лежать, изображая спящего.
Вскоре на грудь легла теплая ладонь. Пальцы нежно гладили, ласкали, поднимаясь к плечам и возвращаясь вниз, к животу.