Книга Сага - Тонино Бенаквиста

– То, что я испытываю сейчас, больше похоже на холодный ужас. Моя жизнь для меня не имеет никакого значения, я готов сбежать на другой конец света, послать все к черту, обрушить проклятия на весь мир, отрицать, что я существую, кричать, чтобы меня разбудили, звать мать, да, свою мать… кстати, где она сейчас, эта стерва?.. Успокойтесь, Луи, вам известен лишь жалкий страх, а я рассказываю вам о страхе гораздо более ужасном, более беспощадном. О страхе высшей категории. Внутри меня живет зверек, пожирающий мои внутренности. У него зверский аппетит, и я кормлю его с того дня, когда решил стать актером. Можете ли вы представить, что испытывает человек, которому капнули кислотой на язву? Я бы хотел увидеть его реакцию. Помните, как у Виктора Гюго: «… на поле, покрытое трупами, опускается ночь». Но только через несколько секунд придется прекратить жалобы и отправляться вкалывать, а иначе нужно менять профессию.

Все получается совсем не так, как рассчитывал Луи, и он не знает, как себя вести.

– Да, вас не назовешь трусом. И это, безусловно, то, что привлекало в вас Лизу.

– Я никогда не заставлял ее бросить вас, Луи.

– Но почему тогда она ушла? Черт побери, что было у вас, чего не мог дать ей я?

– Светской жизни, всего лишь светской жизни! Лиза ее обожала, и вы это прекрасно знаете. Я никогда не посещал светские обеды настолько часто, как после нашей свадьбы. Когда я отказал «Пари-Матч» сфотографировать нас дома, она неделю со мной не разговаривала. Однажды она устроила скандал только потому, что на премьере Мольера сидела слишком далеко от министра. Если бы вы знали, как мне противен весь этот шум вокруг этой чертовой профессии!

– Если бы мне тогда досталось немного признания, ну хоть самую малость, хоть отблеск той славы, что есть у вас, возможно, она до сих пор жила бы со мной в полном здравии.

В уборную с решительным видом врываются директор театра и режиссер. Актер успокаивает их и просит минуту подождать. Они выходят.

– Я понимаю, что вы считаете все это несправедливым, Луи. И все же…

Впервые с момента появления Луи он выглядит неуверенным.

– И все же, если бы вы знали, как я вам завидую.

– …?

– Вам, авторам, не нужен никто. Вы первыми сочиняете первое слово первой фразы. И дальше работаете свободно, как вам заблагорассудится. А в тот день, когда мы играем ваши пьесы, ваши мысли уже далеко, вы готовите новое путешествие, в которое нам хотелось бы отправиться вслед за вами.

Внезапно душа Луи освобождается от жгучей злобы. Актер выходит из уборной и дважды хлопает в ладоши, словно совершая какой-то свой обряд.

Мужчины обмениваются долгим рукопожатием. И взглядом. Первым.

– … Мне пора, – говорит Луи. – Но мысленно я буду с вами.

Перед тем как покинуть театр, Луи возвращается в зал и на несколько секунд замирает на ступеньках. Вокруг него – тишина и темнота.

Занавес поднимается. На сцене – актер.

Один.

Зал взрывается аплодисментами, и Луи аплодирует тоже.

Пьеса начинается…

4. Я

– Маэстро часто говорил: «Рассказ – это стрела, нацеленная на мишень, когда вы натягиваете лук».

– Так прямо и говорил?

– Написав первые слова, вы уже должны знать конец истории. Эпилог должен быть включен в пролог. Вы должны знать мораль своей истории, как только произнесете слова: «Жили-были…»

Мы встретились в нашем кафе в половине девятого вечера, как и договаривались. Оставалось десять минут до начала последней серии «Саги». Десять минут до начала прощания.

Матильда заказывает рюмку кальвадоса и кофе. Она выглядит необыкновенно красивой, измученной и спокойной. Она все-таки выиграла безумную гонку. До последнего момента мы были уверены, что она дрогнет. Матильда, у которой такое доброе сердце. Матильда, готовая достать луну с неба в обмен на улыбку. Нам не слишком нравилась мысль оставлять ее наедине с негодяем, заслуживающем того, чтобы ему дали по морде. Но наша Матильда не сдалась! Она повергла дракона, которого когда-то любила. За эти месяцы она научилась использовать палитру каждого из нас: Жером, которому нет равных в изобретении способов мщения, нанес основной фон, Луи поработал над деталями и нюансами, а Марко положил последний мазок. Теперь Матильда свободна, избавлена от своих демонов. «Саге» удалось даже такое.

– Я буду сожалеть о перцовке, – вздыхает Жером. – Мне срочно придется привыкать к виски. «Джек Дэниэлс», двойной, пожалуйста.

Я тоже заказываю виски. Тристан ждет брата в шикарном «Рено-Эспас», который они арендовали два дня назад. Мне кажется, что я никогда не видел Жерома таким счастливым, как сегодня. Он обещает мне показать пленку, где Совегрэн попадает в ловушку. В этой одноактовке я тоже принял участие. Диалог полностью принадлежит Жерому, но неожиданное появление Спилберга – моя идея (я исходил из своей теории о достижении максимальной достоверности за счет избытка реалистических деталей). Сколько часов мы провели вместе, сочиняя эту простую сцену, занявшую на бумаге не больше пяти страниц. После восьмой или десятой версии мы прочитали ее Луи, он изменил две-три реплики и дал свое благословение, обозвав при этом нас чокнутыми. Подбором актеров занялась Лина и ее «охотники». Теперь Жером может считать себя богатым человеком, вернувшим свое достоинство и самоуважение. Готовым покорить Голливуд. Но сейчас, больше, чем бурбоном, он наслаждается каждой минутой пребывания с нами, словно запасаясь воспоминаниями.

Луи заказывает себе граппу. На свой манер он дает нам понять, что его мысли уже далеко. Впрочем, как и у остальных.

– Только новички как сумасшедшие набрасываются на основную идею, уверяя себя, что конец пути они как-нибудь найдут.

Финал. Ему нужно было придумать финал перед тем, как уехать из Парижа. Преследуемый призраком Лизы, он больше не мог откладывать дуэль с актером. И помочь ему в этом могла лишь Матильда. Матильда – душа нашей команды, несравненная советчица по семейным вопросам и специалист по адюльтеру – не имеет себе равных в умении расшифровывать необычный язык ревности.

На экране телевизора в углу кафе лицо ведущего программы новостей сменяется заставкой. Сейчас последуют реклама и прогноз погоды; обратный отсчет времени начался. Теперь уже ничего не изменишь.

– Представляю, какая физиономия была бы у Маэстро, если бы он посмотрел хоть одну серию «Саги».

Луи показывает на огромную спортивную сумку, набитую до отказа.

– Я увожу с собой все кассеты с «Сагой», включая последнюю серию. Вильям сделал мне копию. Уверен, что несмотря на нервный тик при взгляде на телевизор, Маэстро все же посмотрит ее и оценит по достоинству. Мне хочется показать ему все, что я без него сделал.

Без него. Каждый раз, когда Луи вспоминает Маэстро, я представляю глаза. Или взгляд. Взгляд подглядывающего человека или строго взирающего Бога. В глазах Луи я читаю желание поскорее встретиться с Маэстро.