Книга Банды Чикаго - Герберт Осбери

За двенадцать лет своей активной деятельности сестры Эверли потратили около двухсот тысяч долларов на меблировку своего блестящего замка греха, и мужчины, даже с детства привыкшие к роскоши, бывали поражены его великолепием. Менее же состоятельных посетителей просто шокировали занавески и портьеры из золоченого шелка, огромные диваны и стулья с обивкой из дамасского шелка, толстые и дорогие ковры, золотые плевательницы, мозаичные кровати, столы из красного дерева, покрытые мраморными плитами, картины и гобелены, статуи, шкатулки из переливающихся морских раковин, клетки со сладкоголосыми канарейками, серебряные столовые приборы, золоченые ванны специально для клиентов, китайское стекло и хрусталь, золотые подносы и ведра для шампанского, скатерти из ирландских тканей с испанской вышивкой, полдюжины пианино, одно из которых было густо позолочено и сделано на заказ общей стоимостью в пятнадцать тысяч долларов, украшенные курильницы и тысяча других роскошных мелочей.

В клубе «Эверли» было два входа, каждый из которых приводил в просторный холл, благоухающий духами и украшенный пальмами в кадках и прочей зеленью, сквозь которую проглядывали статуи греческих богинь. Из холла лестницы из красного дерева вели наверх, в апартаменты куртизанок; каждая комната была обставлена по вкусу ее жительницы, хотя во всех украшениях доминировали два цвета – красный и зеленый. На первом этаже находились музыкальные комнаты, библиотека, картинная галерея, в которой было, по свидетельствам знатоков, несколько действительно хороших картин; огромная танцевальная зала, освещаемая множеством свечей в хрустальных подсвечниках, пол которой был выложен паркетом в виде мозаики из редких видов древесины; столовая со стеновыми панелями из ореха и столом из красного дерева, достаточно большим, чтобы там могло разместиться пятьдесят человек, и пульмановский буфет – стилизация вагона-ресторана из красного дерева. На этом же этаже находилось и несколько хорошо звукоизолированных кабинетов. Эти кабинеты носили следующие названия: Золотой, Мавританский, Серебряный, Медный, Красный, Розовый, Зеленый, Синий, Восточный, Китайский, Египетский и Японский – и украшены были каждый в соответствующем стиле: в Золотой комнате вся мебель была позолочена, в Медной – стены были покрыты панелями из сверкающей латуни, в Синей комнате все было оформлено в университетском стиле, простыни и подушки из синей кожи были украшены изображениями гибсоновских девушек, в Мавританской – был неизбежный турецкий уголок, с пышными кушетками и шторами; в Японской – на помосте стоял резной стул из тика, покрытый желтым шелковым балдахином. В «Трибюн» Японскую комнату однажды назвали «представлением шлюхи о том, как выглядит изнутри японский замок». И в каждой комнате были две вещи, которые обсуждались более всего: золотая плевательница и фонтанчик, который время от времени выплескивал в воздух струйку духов.

Посетителей клуба «Эверли» встречала в холле изящная мадам Минна, затянутая в шелковый халатик и буквально сверкающая драгоценными камнями – она постоянно носила ошейник из бриллиантов, с полдюжины бриллиантовых браслетов, по кольцу на каждом пальце и корсаж, усыпанный бриллиантами, изумрудами и рубинами. Девушки не выстраивались в шеренгу на выбор, как в большинстве борделей; вместо этого проститутки, надев на себя халатики и как можно больше драгоценностей, элегантно прохаживались из комнаты в комнату, между тем как их формально представляли джентльменам. Подбирали их очень тщательно. В 1910 году Ада Эверли рассказывала: «Я лично провожу собеседование с каждой кандидаткой. У нее обязательно должен быть опыт работы. Нам не нужны любительницы. Неопытные девушки и молодые вдовы весьма склонны к тому, чтобы принять предложение замужества и бежать. Чтобы попасть к нам, девушке надо иметь красивое лицо и фигуру, быть здоровой и четко понимать, что значит «вести себя как леди». Наркоманок и пьяниц мы не берем».

Проблем с набором подходящего персонала у сестер не было; обычно девушки еще подолгу стояли в очереди, чтобы попасть к ним, и те, кто в итоге попадали, представляли собой сливки профессионального сообщества. В клубе «Эверли» работа была легче, а оплата – выше, чем где-либо: тамошние проститутки полностью получали свою половину денег, в отличие от других борделей, там их часть не урезали, да и опыт работы в знаменитом публичном доме весьма ценился в их профессиональной среде, считаясь чем-то вроде знака качества. Девушки, обучавшиеся у Эверли, оказывались востребованными во всех борделях страны. Однако же немногие из них получили известность на каком-либо еще поприще, кроме профессионального. Одной из этих немногих была, например, Белль Шрайбер, ставшая одной из белокожих любовниц негритянского боксера Джека Джонсона. Именно из-за нее Джонсон попал под суд за сутенерство в 1912 году, когда федеральное правительство обвинило его в том, что он привез ее из Питтсбурга в Чикаго с аморальными целями в 1910 году, долгое время спустя после того, как она покинула клуб «Эверли».

5

Расходы клуба «Эверли» были огромны – от пятидесяти до семидесяти пяти тысяч долларов ежегодно, и среди них были такие статьи, как шесть тысяч долларов за аренду, от двадцати до тридцати тысяч – за слуг, музыку и развлечения: клуб нанимал на работу от пятнадцати до двадцати пяти поваров и служанок, трех музыкантов и «профессора» для игры на пианино, часто специально приглашались танцовщицы на представления – и от десяти до пятнадцати тысяч в год за «крышу»; за это сестрам ни разу не досаждали, и название их заведения никогда не появлялось ни в одном из списков публичных домов, имевшихся у полиции. Но и доходы их были огромны. Меньше чем по тысяче долларов за ночь их предприятие не приносило; а иногда за одну ночь набегало и по пять тысяч. В среднем же их еженощный доход составлял две – две с половиной тысячи долларов, три-пять сотен из которых составляли чистую прибыль и шли в накопления сестричек.

Прейскурант, установленный сестрами Эверли, насчитывал три позиции: десять, двадцать пять и пятьдесят долларов, в зависимости от того, каких услуг желал посетитель и сколь долго та или иная проститутка оставалась в его безраздельной собственности. Но сумма в десять долларов едва превышала входную плату, и если мужчина оставлял за время посещения клуба менее пятидесяти долларов, то его просили больше не приходить. По комнатам разносили вино по цене двадцать долларов за бутылку, но ни пиво, ни крепкие напитки не продавались ни за какую цену. Попасть на представление стоило от двадцати пяти до пятидесяти долларов, в зависимости по большей части от степени развратности шоу и от уровня танцовщиц, и никогда эти представления не устраивались менее чем для пяти зрителей. Ужины, которыми славился клуб, – говорят, там работал один из лучших поваров во всех Соединенных Штатах – стоили от пятидесяти долларов с человека; в стоимость их входило вино, но не девушки. На таких вечеринках гости указывали одной из мадам, сколько денег они хотели бы подарить той или иной из проституток, которые их развлекали, и эти суммы вписывались в счет как «дополнительные расходы». Самую дорогую из подобных вечеринок дал, говорят, в 1910 году сын президента железнодорожной компании, который заплатил за ужин для полудюжины друзей сумму в две тысячи долларов – это не считая найма проституток. Разумеется, каждое блюдо не имело себе равных.