Книга Опасный соблазн - Эмма Уайлдс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не так часто он смеялся. Но улыбка делала его еще привлекательнее.
— Называй как хочешь, главное, продолжай.
Наверное, это выглядело дерзко — проявлять такое нетерпение, но ей было все равно.
Так Эйдан и поступил. Неожиданно последовало резкое движение, он вошел в нее целиком. Джиллиан ощутила его где-то глубоко внутри себя. Боль оказалась короткой и не такой мучительной, как она ожидала. По сравнению с ликованием от чувства собственной наполненности и принадлежности мужчине это был сущий пустяк.
— Эйдан… — только и выговорила она.
— Извини, — хрипло сказал он. — Дело сделано.
— Не извиняйся. Тут не за что извиняться. А что дальше? Это ведь не все?
— Конечно, девочка. — Лучистые глаза засияли. — Все еще только начинается.
Когда Эйдан сделал движение назад, она, протестуя, сжала его плечи, и была вознаграждена, потому что он опять погрузился в нее. Где-то глубоко в ней родился стон. Он снова вошел в нее, потом еще и еще. Извиваясь под ним, она ловила эти движения, полные греха и соблазна, рвалась навстречу им, желая впустить его в себя настолько глубоко, насколько было возможно.
— Да!
— Правильно-правильно. Двигайся вместе со мной, — бормотал он, полузакрыв глаза и сосредоточенно работая бедрами. — Закинь мне ноги на талию. Да, вот так. Хорошо… Ах, как замечательно!
Эти слова только добавили ей наслаждения. В них было так много разгоряченного мужского желания. Она подхватила этот ритм, распаляя его все больше и больше. Внутреннее напряжение росло, и она почувствовала, как нуждается в необходимости блаженной разрядки. Задыхаясь, в исступлении она прильнула к мужчине, обладавшему ею. Чистейшее наслаждение наконец обрушилось на нее, разметая на части. С Эйданом, как ей показалось, произошло то же самое. Он замер, застонал и излился в нее неожиданно горячей струей спермы.
И потом обрушился на нее всем весом своего тела. Правда, уже через миг он перекатился на бок, захватив ее в объятия, такие уютные и такие желанные. Прижавшись к влажной груди, Джиллиан вслушивалась в его тяжелое дыхание после любовной гонки и удовлетворенно улыбалась.
Длинные пальцы погрузились в ее волосы, нежно прошлись по ним. Его руки были сильные и осторожные.
— Давно такого не было, — словно самому себе сказал он.
— Согласна, — сонно пробормотала она, не поднимая головы.
Джиллиан услышала, как он тихо засмеялся:
— Ты же была девственницей, что ты в этом понимаешь?
— Я имела в виду тебя.
Эйдан уставился на нее, его глаза прищурились.
— Тебе нужен был кто-то, чтобы любить, — объяснила она, а потом добавила: — Мне очень приятно, что этим кем-то стала я.
Рука, гладившая ее по волосам, остановилась. Шепот Эйдана был едва различим:
— Ты всегда была такой проницательной, девочка моя?
Джиллиан слишком устала, чтобы отвечать. Вместо этого она, полная удовлетворения, погрузилась в глубокий сон.
Утром было сыро, как на дне реки Твид. С небес стального цвета лились потоки холодной воды. А тут еще пронизывающий до костей ветер. Видок у его людей, сидевших на переминающихся с ноги на ногу лошадях, был самый несчастный. Но графа Кляйсса это не трогало.
После пьянки накануне он проснулся с противным вкусом во рту и с таким же прескверным настроением. Томас натянул латные рукавицы, испытывая непреодолимое желание въехать кулаком в чью-нибудь рожу только для того, чтобы улучшить свое настроение.
Его старший сын Малькольм с опаской наблюдал за ним, отлично понимая, что может первым угодить под руку отцу. Даже в свои почти сорок лет Малькольм — крепкий и закаленный боец — невольно испытывал трепет перед отцовским норовом. Именно этого от него и добивался Томас. Не один раз он перехватывал в глазах старшего сына намек на непокорность и не собирался этого терпеть. Как граф, он железной рукой правил своим поместьем, своими людьми и своей семьей. Все, кто его знал, с почтением относились к проявлениям легендарного графского гнева.
Ему это нравилось.
Малькольм предупредительно обратился к нему:
— Я прикажу Саймону привезти другую женщину. Небольшая разминка пойдет тебе на пользу, отец, и отвлечет на время, пока леди Джиллиан не прибудет и не займет свое место в твоей постели.
— Я терпеть не могу шлюх, ты же знаешь, — отрезал он и направился к уже оседланной лошади. — Противны их потрепанные телеса и притворные ласки.
Это была правда, хотя время от времени, когда накатывало соответствующее настроение, он прибегал и к их услугам. Малькольм был слишком благоразумен, чтобы напоминать ему об этом.
— У меня есть непреодолимое желание — обагрить английской кровью мои простыни, — зловеще выплюнул он. — Я собираюсь этой ночью заломать златокудрую племянницу Лорина, даже если мне придется вытащить ее из Англии. Теперь по коням! Если наши никчемные людишки не могут как следует прочесать дорогу и найти старика с девчонкой в карете, я сделаю это сам.
Действительно, объекты их поиска словно сквозь землю провалились. Люди, которых он отправил выяснить, в чем причина задержки с прибытием его будущей нареченной, вернулись с пустыми руками.
Нетерпение и напряженное ожидание превратились в злобу.
— Они очень старались, отец, — попытался охладить его пыл Малькольм. Схватив повод своего жеребца, он вскочил в седло. — Черт возьми, мы потеряли двух лошадей. Они их загнали. И никаких следов девицы. Может, барон передумал насчет свадьбы?
Прищуренные глазки Томаса превратились в щелки.
— Если так, тогда он пожалеет, что еще жив. Вдобавок у него куча долгов, а к девчонке он не испытывает ни малейшей привязанности, потому что ее воспитала другая родственница. С чего бы ему передумать? Ей нужно выйти замуж, а я предложил хорошие отступные. Я даже решил не придавать значения ее грязной английской крови, так что пусть ползает передо мной на карачках за то, что граф берет ее в жены.
— С чего бы ему передумать? — повторил слова отца Малькольм. — Да с того, что даже в этом проклятом старикашке могла вдруг заговорить совесть, узнай он о твоей репутации.
Ему казалось, что у его сына достаточно опыта и осторожности не упоминать про душок вокруг его имени, который сделал для Томаса практически невозможной женитьбу на какой-нибудь девице из Шотландии. Это же не его вина, что жены — все четыре! — оказались в могиле. Он просто использовал их, как используют женщин, а теперь даже самые черствые отцы отказываются отдавать за него своих дочерей. Его это приводило в ярость, с которой удалось немного справиться, после того как он получил обещание от англичанки.
— Ты будешь со мной спорить, идиот неотесанный? — проскрежетал граф.
— Если она так хороша, как дядя ее описал, может, ей поступило другое предложение?