Книга Тропа. История Безумного Медведя - Андрей Ветер

– Вы правы, – согласился миссионер, растирая уставшие руки. – Эти дети природы не хотят знать ничего, кроме того, что им давно известно. Я хорошо помню времена, когда для большинства индейцев пароход был чудом. Слушая мои рассказы о том, как пароход устроен, они недоверчиво качали головами Пароходы ходят по Миссури вот уже много лет, но сегодня на равнинах ещё много племён, не видевших ни разу ни парохода, ни паровоза. Не так давно я рассказывал одному вождю о пароходе и о его устройстве. Мне пришлось общаться с ним через переводчика, который часто видится с белыми людьми и даже когда-то бывал в Вашингтоне. Я легко изъясняюсь на языке Абсароков и Черноногих, но язык Лакотов знаю недостаточно хорошо. «Что он говорит?» – спрашиваю я у переводчика. «Вождь говорит, что не верит в это». – «Так растолкуй ему, что ты сам видел это». – «Ладно». – «Теперь расскажи про паровоз». – «Он говорит, что в это тоже не верит». – «Так ты подтверди мои слова. Ты же знаешь, что я не обманываю. А теперь расскажи ему про телеграф». – «Что это такое?» Я подробно объясняю ему, мол, с помощью тонкого провода ты можешь общаться с кем угодно, например, сидя здесь, ты можешь разговаривать с Белым Отцом в Вашингтоне. «Я не стану это переводить», – отвечает мне переводчик. «Почему?» А он мне: «Я сам не верю в это».

– Смешно, – сплюнул Чарли.

– Вот ведь народ, – захихикал вдруг второй старатель, покосившись на Шайенов, – сидят себе и дуют наш кофе. Мы тут по их душу языки чешем, а они вытаращились перед собой и ни гугу. Одно слово – грязные варвары.

– Смешно, – повторил Чарли и, поковыряв пальцем поочерёдно в обеих ноздрях, громко высморкался.

А вот я смотрю на их скво и думаю: а не дадут ли они нам попользоваться ею? – высказал вдруг предположение хихикающий старатель. – Я бы дал им за это нетронутую пачку патронов.

– Если желаешь тут же расстаться с волосами, а то и с головой, то можешь предложить им такую сделку, – проговорил Рэндал.

– А что такого? Я слышал, краснокожие часто торгуют своими бабёнками.

– Но не Шайены, – сказал Рэндал, отхлебнув кофе. – Эти люди пуще других пекутся о нравственности своих женщин. Так что не особенно пяль глаза на эту индеанку.

– А я вот вспомнил одну историю, – заговорил о чём-то своём третий старатель. – Будучи в Додже, сошёлся я как-то с вдовушкой Роузи…

– Раз уж вы завели речь о женщинах, – Грие вскинул брови, – то я расскажу вам об одной женщине, которую я встретил у Плоскоголовых.

– Вас и к этим бестиям занесло?

– Да, приходилось бывать. Так вот о женщине… Тому уж года два, а я как сейчас помню её лицо, очень выразительное, зеленоглазое…

– Зеленоглазое? – удивился Рэндал. – Вы о белой женщине говорите?

– Да, но она много лет провела среди Плоскоголовых. Они захватили её, когда она ехала в Орегон, где надеялась устроить свою жизнь. Вообще-то, как я понял из разговоров с ней, до того она продавала своё тело за деньги… Упокой, Господи, её грешную душу. Звали её Магнолия.

– Магнолия? – откликнулся Рэндал, и его лоб пошёл складками морщин.

– Редкое имя, – поддакнул иезуит, заметив реакцию собеседника.

– У меня была когда-то знакомая проститутка с таким именем, – задумчиво проговорил Рэндал. – Рыжая, как огонь… И горячая, как огонь…

– Рыжая? – удивился Грие в свою очередь. – Магнолия была очень рыжая.

– Должно быть, совпадение. Вы говорите, что она у краснокожих жила?

– И вполне была довольна своим положением. У неё два сына, прелестные детишки, очень шустрые и задорные. Но дело не в этом. Магнолия достигла небывалых для женщины высот среди Плоскоголовых.

– То есть?

– Дикари считали её настоящим воплощением целомудрия.

– Тогда это не моя Магнолия, – покачал головой Рэндал.

– Если у вашей были рыжие волосы, зелёные глаза и очаровательная родинка над верхней губой, то это она и есть.

– Зелёные глаза? Родинка? Да, стольких совпадений быть не может. Моя тоже намыливалась в Орегон… Надо же! И вы говорите, что она была примерной женой? И воспитала хороших сынов?

– Больше того…

– Куда уж больше, разрази меня гром…

– После того как Змеи убили её мужа, она сама взялась за оружие. Она жаждала отомстить, но никто не хотел брать её с собой в поход. Тогда она ушла одна. И что вы думаете? Она принесла голову врага. Затем она ходила ещё несколько раз, и всякий поход оканчивался новой отрубленной головой. Она складывала их у подножия помоста, на котором был погребён её муж. Вскоре дикари признали в ней настоящего воина и даже неоднократно просили Магнолию возглавить военные отряды, посчитав, что ей всегда будет сопутствовать удача. Но в конце концов она погибла… В день, когда Плоскоголовые привезли в стойбище её окровавленное тело, я был там. Среди них много обращённых, и они согласились похоронить её по-христиански…

– Чёрт возьми! – пробормотал Рэндал. – Бедная девочка! Она мечтала обставить свой дом мебелью в стиле какого-нибудь из Людовиков, а стала воином с выкрашенным кровью лицом… Я не могу поверить в это.

– Когда я слушал её рассказы, я тоже не верил, ибо лицо её оставалось нежным, красивым, свежим. Ни одно из совершённых ею убийств не наложило мрачной тени на её черты, – сказал Грие. – А я имел возможность проследить это, ведь я встречался с ней трижды, каждый раз с промежутком почти в год.

– Чёрт возьми, – снова проговорил Рэндал, – как нескладно вышла у неё жизнь.

– Я думаю, вы заблуждаетесь, мой друг, – покачал головой священник. – Она была вполне счастлива. Я уверен в этом…

Рэндал вдруг подвинулся к миссионеру и взял его за локоть. Глаза его заблестели.

– Знаете, святой отец, а я тоже дьявольски счастлив сейчас, так как увидел вас снова. Вы не случайно встретились мне, вы как раз в нужный час появились… И даже не потому… как бы это получше… Словом, гложет меня что-то. Предчувствие, что ли, какое… Смешно, конечно, в моих-то летах… Не знаю, много или мало на моей шкуре грехов поналипло… Сколько бы ни было, мне самому не отмыться. Жизнь не получилась. Где-то я сделал поворот не в ту сторону, чтоб мне провалиться… Вы бы отпустили их мне, грехи-то. Или как? Не откажете мне, святой отец? – Рэндал пристально посмотрел в лицо иезуиту, затем вдруг смутился, потрескавшиеся губы дрогнули. – Впрочем, не стоит… Это лишь минутная слабость. Как бы там ни было, чёрт с ним со всем… Простите, что я чертыхаюсь.

– Зря вы смущаетесь, Скотт, – священник внимательным взглядом ощупал лицо Рэндала. – Вы говорите, у вас плохое предчувствие? Вас что-то гложет?

– Плевать.

– Не говорите так. Я понимаю, вы боитесь показаться слабым. Но мы ведём речь о смерти. Тут надо отбросить всякое смущение. Смерть требует искренности и уважительного отношения. Вы же хорошо знаете индейцев, неужели вы не обращали внимания на то, как они обстоятельно подходят к смерти? Если уходят в поход, то они готовы не только победить, но и погибнуть. А песни, которые они поют, умирая? Это ли не настоящая обстоятельность? Это ли не внимательность к переходу в мир иной? Нет, Скотт, зря вы так отмахиваетесь. Подумайте хорошенько…