Книга Путь предателя - Лора Джо Роулэнд

Нет ответа. Юноша словно не сознавал, что в камере есть кто-то еще. Сано, пытаясь достучаться до него, повернулся к подносу.

— Не похоже, что ты ел, — заметил он. — Не хочешь?

Обратив внимание на качество еды, он с отвращением поморщился. Рис был пережжен, моченая редиска заплесневела, от всей этой массы исходил отвратительный запах кислятины. — Начальник тюрьмы! — крикнул Сано. Дверь открылась слишком быстро, и Сано заподозрил, что тот подслушивал снаружи. — Унесите эту гадость и принесите что-нибудь получше.

Тюремщик нахмурился:

— К нему должны относиться также, как и к другим заключенным — никаких особых привилегий. Приказ губернатора Нагаи.

Как быстро и бесповоротно губернатор лишил своей благосклонности бывшего протеже, подумал Сано. Он в самом деле верит в виновность Киёси или же хочет дистанцироваться от сообщника, которого сделали козлом отпущения?

— Принесите горячего супа, свежего риса и саке, — сказал Сано начальнику тюрьмы. — Я беру ответственность на себя.

— Будь по-вашему. — Пожав плечами, тюремщик взял поднос и ушел.

Когда принесли еду, Сано поставил ее перед Киёси, но юноша не прикоснулся к ней. Сано поднес ложку с супом к его губам.

— Выпей, — уговаривал он. — Тебе станет лучше.

Суп струйкой потек по неподвижным губам Киёси и по кимоно. То же самое было и с вином, предложенным Сано. Сано вытер лицо юноши своим рукавом, а потом заговорил спокойным тихим голосом, осторожно нащупывая тему:

— Насколько я могу судить, ты верный долгу, способный хорошо трудиться самурай. И ты, видимо, достаточно умен, чтобы выучить голландский язык. — Сано сделал паузу, ожидая ответа, но Киёси даже не моргнул глазом. Сано продолжил: — Я не верю, что тебе когда-либо хотелось нарушить закон или намеренно причинить кому-либо вред. Не потому ли ты теперь так переживаешь? Даже если ты не совершал преступления, в котором сознался, то причинил боль многим людям. Не только мне, но и тем, к кому обязан проявлять преданность: отцу, губернатору Нагаи, переводчику Исино… Дзюнко.

Хотя лицо молодого самурая оставалось таким же бледным и неподвижным, Сано отметил слабую реакцию на имя Дзюнко: воздух вокруг Киёси завибрировал, словно тугая струна самисэна, к которой прикоснулись слишком легко, чтобы извлечь звук. — Дзюнко, должно быть, очень любит тебя, если ослушалась отца и тайно встречалась с тобой. Ты разобьешь ей сердце, если умрешь… особенно за то, чего не делал. — Увидев, что у Киёси дернулась голова, Сано продолжил: — Уверен, Дзюнко придет в отчаяние, узнав, как ты пожертвовал своей честью и предал ее любовь. — Сано ненавидел себя за то, что воспользовался слабостью юноши, но его и Хираты честь и жизнь зависели от того, что ему удастся узнать от Киёси. — Если ты расскажешь, что произошло прошлой ночью, я передам весточку Дзюнко. Пусть она знает, что ты ни в чем не виноват и по-прежнему любишь ее.

Невидящий взор Киёси помутнел, как поверхность воды при подземном толчке, но он продолжал молчать. Может, юноша утратил дар речи?

— Я расскажу, что, на мой взгляд, произошло. — Сано старался не показать свою надежду и тревогу. — Можешь ничего не говорить; просто кивни, если согласен, и покачай головой, если нет. Хорошо? — Никакой реакции. Но Сано гнул свое. — Ты каким-то образом узнал о контрабанде, когда был на Дэсиме, чтобы практиковаться в разговоре с голландцами. Или ты разглядел что-то с дозорной вышки? Быть может, ты следил за таинственными огнями, как и я, ведь слухи о призраках не испугают храброго самурая вроде тебя, не так ли? Ты проследил контрабандистов до бухты, пытался прошлой ночью захватить их и стать героем? Или оказался в бухте по другой причине? Киёси! Ответь мне! — Сано разочарованно вздохнул. Молодой самурай не отреагировал ни на одно его слово, ни на один вопрос. И все же Сано был уверен, что по крайней мере нащупал правду. Все больше отчаиваясь, он пытался привести известное ему в систему, чтобы суметь защищаться перед трибуналом. — Кого ты ожидал увидеть в бухте, Киёси? Стражников с Дэсимы, Исино или своего отца? — Из всех возможных злоумышленников старший чиновник Охира не только располагал наилучшими возможностями заниматься контрабандой, но и был самым близким для Киёси человеком. Это укрепляло уверенность Сано в его виновности. — Ты обвинил себя и меня, чтобы выгородить его? Тебе известно, кто убил Спаена?

Ничто не действовало. Каким бы логичным ни было объяснение, которое Сано мог предложить трибуналу, оно не спасет ни его, ни Хирату без подтверждения Киёси… а тот явно намерен унести свои тайны с собой в могилу.

Вдруг губы Киёси слегка дрогнули, послышался хриплый шепот, но такой тихий, что Сано придвинулся, чтобы расслышать его сквозь шум дождя.

— Марш смерти начинается. Сначала все будет так, как было на самом деле. Рассвет, и солдаты ведут приговоренного, Ёсидо Ганзаэмона, в горы. Его обвинили в измене за оскорбление сёгуна. Я участвую в процессии вместе с другими свидетелями. Казни пугают меня… но мне не о чем тревожиться. Я не сделал ничего предосудительного. — Затравленный взгляд Киёси словно отражал посетившее его мрачное видение; шепот стал прерывистым. — Но когда мы пришли на место казни, я вдруг оказался не среди наблюдателей… я пленник. — По лбу юноши стекал пот; от него исходил запах страха. — Я чувствую, как веревки впиваются в мои запястья… — Он медленно завел руки назад и сложил их за спиной. — Я ощущаю тяжесть кандалов на ногах. Я вижу, как все наблюдают за мной. Мой отец тоже там. И губернатор Нагаи, и мои товарищи из портового патруля… Они презирают меня, потому что я изменник.

Впервые Сано усомнился в невиновности Киёси. Совершенно очевидно: эти фантазии означают, что он испытывает тяжкое чувство вины. Но в чем виновен этот юноша?

— Солдаты заставили меня встать на колени перед палачами, — прошептал Киёси. Его била крупная дрожь, становящаяся все интенсивнее. — Я молю о пощаде, потому что невиновен. Я преданно служил сёгуну всю жизнь. Я самый трудолюбивый офицер в портовом патруле. — Его голос осекся на высокой жалобной ноте. — Я всегда сам напрашивался на дополнительные задания. Я занимаюсь боевыми искусствами, чтобы принести когда-нибудь моему господину славу на поле брани… Я провожу целые ночи на наблюдательной вышке, высматривая иностранные военные корабли… Я учу голландский язык, чтобы понимать варваров, чья военная мощь угрожает моей стране. — Его голос стал визгливым. — Я никогда не выступал против сёгуна или его режима. Кто скажет, что это не так, тот лжец!

Из коридора послышался голос начальника тюрьмы:

— У вас там все в порядке?

— Да, — поспешно отозвался Сано, опасаясь, что Киёси замолчит.

Но Киёси, захваченный своими видениями, казалось, не замечал, что происходит вокруг.

— Губернатор Нагаи объявляет мне приговор, — пробормотал он, снова переходя на шепот. — Киёси Охира поставил свои личные интересы выше интересов сёгуна и государства, а тем самым совершил акт измены. У него на руках кровь. Поэтому он должен умереть.

Личные интересы? Кровь на руках? Может, юноша и в самом деле занимался контрабандой, действуя по приказу отца, Нагаи, Исино — или по собственной инициативе, чтобы собрать денег для свадьбы с Дзюнко? Не вступил ли он в заговор с Яном Спаеном и не убил ли его потом во время ссоры? Не он ли позже убил Пеон, потому что она знала о его преступлении? И может, когда Киёси прошлой ночью поймали, он подставил Сано, чтобы попытаться оправдать себя и получить более легкое наказание?