Книга Александр Македонский. Сын сновидения - Валерио Массимо Манфреди

— Что тебе удалось разузнать?

— Это было непросто и стоило немало. Пришлось подкупить одного из служителей, имевшего доступ в адитон.

— И?

— Царь Филипп нагрянул неожиданно, почти тайно. Он стоял в очереди вместе с другими просителями, пока его не узнали и не впустили в святилище. Когда жрецы поняли, что он хочет поговорить с оракулом, они попытались узнать вопрос, чтобы подготовить соответствующий ответ.

— Это обычная практика.

— Да. Но царь отказался: он попросил непосредственного разговора с пифией и велел отвести его в адитон.

Евмен закрыл лицо руками:

— О великий Зевс!

— У жреца не было времени сообщить об этом совету. Пришлось выполнить просьбу. Поэтому Филиппа проводили в адитон, и, когда пифия вошла в транс, он задал ей свой вопрос.

— Ты уверен в этом?

— Абсолютно.

— И каков же был ответ?

— Бык увенчан, конец близок, жертвователь готов.

— И больше ничего? — помрачнев, спросил Евмен. Гонец покачал головой.

Евмен вынул из кармана плаща кошелек с деньгами и передал собеседнику.

— Тут столько, сколько я обещал, хотя не сомневаюсь, что остаток после взятки служителю ты взял себе.

— Но я…

— Ладно, ладно, я знаю, как делаются такие дела. Только запомни: если проронишь хоть звук об этом деле, если тебе придет искушение поговорить об этом с кем-нибудь, я тебя разыщу, где бы ты ни был, и ты пожалеешь о том, что родился на свет.

Гонец взял деньги, клянясь самыми страшными клятвами, что не скажет никому ни слова, — и с этим ушел.

Евмен остался один в большом помещении, пустом и холодном, и при свете лампы долго размышлял, какое доброе истолкование предложить царю. Потом вернулся к себе в спальню, но так и не смог заснуть.

* * *

Филипп прибыл во дворец на следующий день, ближе к вечеру, и Евмен, как обычно, первым же делом явился к нему под предлогом утверждения кое-каких документов.

— Могу я спросить о результате твоей поездки, государь? — спросил он, передавая царю один за другим папирусные листы.

Филипп оторвался от бумаг и повернулся к нему.

— Ставлю десять талантов серебром против кучи собачьего дерьма, что тебе уже все известно.

— Известно, государь? О нет, нет, я не так догадлив. Нет. О таких деликатных вещах не шутят.

Филипп протянул левую руку за следующим документом и приложил к нему печать.

— Бык увенчан, конец близок, жертвователь готов.

— Таков ответ, государь? Но это же прекрасно, великолепно! Как раз когда ты собираешься пойти в Азию! Новый Великий Царь персов уже коронован, ведь таков символ Персеполиса, их столицы? Бык, крылатый бык. Нет сомнений, бык — это он. Стало быть, и его конец близок, поскольку жертвователь готов. Ты и есть тот жертвователь, который его разобьет. Оракул предсказал твою неминуемую победу над Персидской державой. Вот, государь, хочешь услышать, что я думаю? Это слишком хорошо, чтобы быть правдой: боюсь, эти подхалимы-жрецы придумали тебе такой ответ нарочно. Но все равно прекрасное предсказание, разве нет?

— Они ничего не придумывали. Я прибыл неожиданно, схватил жреца за шкирку, заставил его открыть адитон и увидел пифию. Она была не в себе и с закаченными глазами и пеной у рта вдыхала дым из хазмы.

Евмен слушал и кивал.

— Нечего сказать, молниеносная операция, достойная тебя. Если ответ настоящий, то это еще лучше.

— Ага.

— Александр прибудет через пару дней.

— Хорошо.

— Ты встретишь его у старой границы?

— Нет, подожду здесь.

— Можно пойти нам, мне и Каллисфену?

— Да, конечно.

— Можно взять также Филота с дюжиной стражников? Всего лишь небольшой почетный эскорт.

Филипп согласился.

— Хорошо, государь. Тогда, если у тебя больше ничего ко мне нет, я бы удалился, — сказал Евмен и, собрав свои документы, двинулся к выходу.

— А ты знаешь, как меня звали мои солдаты в молодости, когда я покрывал двух женщин за одну ночь?

Евмен обернулся и встретил его твердый взгляд.

— Меня звали «Бык».

Евмен не нашелся что ответить. Торопливо поклонившись, он добрался до двери и вышел.

* * *

На Беройской дороге, где проходила древняя граница царства Аминты I, собрался маленький приветственный комитет, и Евмен сделал знак остальным остановиться у Галиакмонского брода, так как Александр со спутниками наверняка должен был пройти там.

Все спешились и пустили коней попастись на лугу; некоторые вытащили фляжки, чтобы утолить жажду, другие, пользуясь моментом, вынули из переметных сум хлеб, сыр, оливки и сушеные фиги и уселись на землю перекусить. Одного из стражников послали на вершину холма, чтобы дал сигнал, когда появится Александр.

Прошло несколько часов, и солнце начало клониться к вершинам Пинда, но так ничего и не произошло.

— Это опасная дорога, поверьте мне, — все повторял Каллисфен. — Тут кишат разбойники. Не удивлюсь, если…

— О, разбойники! — воскликнул Филот. — Эти парни едят — разбойников на завтрак. Они провели зиму в горах Иллирии, а ты знаешь, что это значит?

Но Евмен посмотрел на холм и, увидев стражника, размахивавшего красным флагом, шепотом сообщил:

— Едут!

Вскоре дозорный пустил в их сторону стрелу, которая воткнулась в землю неподалеку.

— Все, — сказал секретарь. — Недостающих нет. — Он проговорил это, словно сам не верил своим словам.

— Эскорт! По коням! — скомандовал Филот, и все двенадцать всадников вскочили на коней и выстроились с копьями в руках.

Евмен и Каллисфен пешком пошли по дороге, а в это время на седловине холма показалась турма Александра.

Все восемь бок о бок двигались по дороге, и солнечные лучи, бившие им в спину, озаряли их пурпурным светом на фоне золотистого облака. Светящаяся пыль создавала странный эффект: казалось, всадники скачут над землей и приближаются из какого-то другого времени, с края земли, из далекой волшебной страны.

Во весь опор они устремились по броду, словно каждое мгновение, еще отделявшее их от родины, было уже невыносимо. Конские копыта поднимали радужную пену на фоне последних лучей огромного огненного шара.

Евмен прикрыл глаза рукавом и шумно засопел носом. Его голос дрожал:

— О небесные боги, это они… Это они.

Еще одна великолепная фигура с длинными золотистыми волосами, в доспехах из красной меди, на бешеном жеребце, под копытами которого тряслась земля, ринулась в кипящую пеной воду и, изменив направление движения, оторвалась от группы.