Книга Убийство в особняке Сен-Флорантен - Жан-Франсуа Паро

— Сударь, я весь в распоряжении министра, — в восторге ответил д'Арране, приподнимаясь с места.

— Вот и прекрасно! Приходите, как только сможете, ко мне в департамент. Мои служащие получат распоряжение оборудовать вам рабочее место как можно ближе ко мне. Будем трудиться вместе. Николя, расскажите, что нового происходит в столице, мне не хватает этих сплетен. Они отвлекут нас от серьезных материй и развлекут как нельзя лучше.

— Как всегда, — начал Николя, — все, что происходит в театре и в опере, тотчас обрастает слухами. Молва считает, что в Вене император проникся столь великой страстью к кавалеру Глюку, что не позволяет музыканту покинуть его двор, и, желая прочнее привязать его к себе, назначил ему пенсию в две тысячи экю. Из почтения к своей сестре и нашей королеве, а также чтобы не лишать музыканта тех выгод, которые он имеет во Франции, император дозволил ему ежегодно приезжать к нам, чтобы поставить одну из своих опер.

— Ее величеству вряд ли понравится такое обращение брата со своим любимым музыкантом.

— Вчера «флейтист» господина де Вокансона исполнил мелодию Глюка, и королева горячо поблагодарила изобретателя за его выбор.

— Следует отметить, — произнес Лаборд, — что появление при дворе Ранрея стало настоящим событием. Весь Версаль только и говорит, что о выпавших на его долю милостях. Личная аудиенция у короля, беседа с глазу на глаз с госпожой де Морепа, с первым министром и, венчая дело, беседа с королевой вне инквизиторского взора госпожи де Ноайль. А еще говорят, что он успешно исполнил роль посредника, сумев добиться мирного исхода душераздирающей драмы…

— Для молодожена, покинувшего свет, вы превосходно информированы, — заметил Николя. — Вы подвергаете насилию мою скромность. Давайте лучше поговорим о наших актрисах. Все с удовольствием обсуждают ссору между мадемуазель Арну и мадемуазель Року, грозящую перерасти в настоящую войну. Сьер Беланже, рисовальщик из мастерских Меню Плезир[35]и любовник мадемуазель Арну, защищая свою возлюбленную, выступил против маркиза де Ла Вилетта, кавалера мадемуазель Року. Произошел оживленный обмен репликами, и маркиз в присутствии множества свидетелей пообещал раздавить повесу, осмелившегося дерзить ему. Опасаясь злопамятства маркиза, Беланже решил опередить его и подал жалобу в уголовный суд. Вмешались посредники, нашли какой-то смехотворный предлог, чтобы забрать дело из суда, и в конце концов договорились, что оба соперника выйдут на поединок, скрестят шпаги и их тотчас разведут. Шутовское примирение дало повод сочинить сказочку на манер персидской, автор которой заклеймил трусость маркиза.

— Какая может быть дуэль, когда о чести даже речи нет? — воскликнул граф д'Арране. — Обнажать шпагу по столь ничтожному поводу — истинное безумие!

— Бывший начальник полиции напоминает вам, господа, — со смехом произнес Сартин, — что дуэли запрещены, а король во всеуслышание заявил, что не станет прощать нарушителей его указа о запрете дуэлей.

На столе появились маленькие пирожные и сладости, а затем хозяин встал и увлек гостей в библиотеку. Сартин отвел Николя в сторону.

— Морской флот — это не полиция, — начал он тоном человека, разговаривающего с самим собой. — Я один, под постоянным наблюдением и без поддержки. С возрастом эгоизм Морепа возрастает, и боюсь, что единственной целью его министерства является предотвращение потрясений и воздержание от решительных мер, способных нарушить его спокойствие. Он хочет сохранить свое место и тихо дотянуть до кончины! Но скажите мне, насколько продвинулось ваше расследование?

Вопрос был задан в лоб и бил прямо в цель.

— В части, касающейся орудия преступления, оно завершено, — ответил Николя. — Речь, бесспорно, идет об искусственной руке, подобной той, которую покойный король когда-то подарил господину де Сен-Флорантену после несчастного случая на охоте. Остается только…

— Серебряная рука… Однако! — задумчиво пробормотал Сартин.

— Вынужденный давать объяснения, герцог де Ла Врийер отвечал расплывчато и обтекаемо. Я установил, что он носит выполненную из дерева копию той руки и утверждает, что не знает, где находится оригинал. Он не помнит точно, потерял он ее или же ее украли. Ему кажется, что пропажа произошла в Нормандии, куда он ездил навестить госпожу де Кюзак.

— Вот оно как! Еще и «прекрасная Аглая»… Что ж, поздравляю, это, действительно, новость. И вы думаете, что…

— Я не думаю, сударь, а всего лишь констатирую, что теперь герцог числится среди подозреваемых, тем более что он так и не сказал, где он провел ту ночь, когда было совершено убийство.

И он рассказал министру о второй жертве.

— Король расспрашивал вас об этом деле?

Сартин улыбался, однако его тонкие губы были плотно сжаты.

— Да, он проявил к нему интерес.

— Извольте сообщать мне обо всем, что узнаете нового.

Он уже намеревался присоединиться к остальному обществу, как Николя удержал его.

— Есть еще новости?

— Да, сударь. Неожиданная встреча, о которой мне бы хотелось вам рассказать. Вчера в нижней галерее дворца я встретил субъекта в очках с закопченными стеклами. Увидев, что я направляюсь к нему, субъект сбежал.

— Вы его узнали?

— Это лорд Эшбьюри, мой лондонский визави. Речь идет об известной вам миссии…

Сартин задумался.

— Глава английской разведки в Париже! Однако странно. Странно и тревожно. Мне это решительно не нравится. Предупредите Ленуара. Пусть выяснит, что за иностранцы въехали в последнее время в Париж. Надо узнать, под каким именем он проник к нам. Николя, мы всегда работали вместе, и в будущем… Не забудьте собрать сведения о Бурдье. Морской флот ждет его шифровальную систему.

Сартин ни разу не упомянул Шуазеля, и Николя обрадовался, что его бывший начальник, наконец, перестал надеяться на возвращение к власти бывшего первого министра. У него не было иллюзий относительно искренности Сартина, чью способность маневрировать и уводить собеседника в сторону он не раз сумел оценить. Сартин никогда не раскрывал истинных причин своих поступков; работая под его началом, Николя имел возможность в этом убедиться. Сартин припасал свои секреты на черный день и, как подобает хорошему политику, всегда держал в запасе несколько козырей. Некоторые стороны его деятельности по-прежнему оставались неизвестными даже его ближайшему окружению. Все, что касалось его участия в масонской ложе, окутывала глубочайшая тайна. Николя не исключал, что, будучи масоном, Сартин негласно поддерживал партию философов. Но сделался ли он масоном, повинуясь духу времени или же с целью воспользоваться влиянием этой тайной организации, а затем получить возможность контролировать ее деятельность?

После пережитых расследований и испытаний Николя питал к Сартину искреннюю признательность, а его уверенность в том, что этот француз, прибывший из Барселоны и не принадлежавший к родовитому дворянству, — сам комиссар происходил из более знатного рода, — всегда заботится об общественном благе, поддерживала в нем уважение к бывшему начальнику полиции. Думая о благе общества, Сартин всегда был предан королю. Королевский горностай, обрамлявший его мантию магистрата, символизировал делегированные ему монархом власть и право отправлять правосудие.