Книга Черный Бумер - Андрей Троицкий

— Именно долларов? — усмехнувшись, уточнил Поветкин.

— Я привык рассчитываться долларами.

Демидов с тоской посмотрел на часы с двуглавым орлом, косо висящие на стене и вспомнил, что пришел сюда не трепаться на темы, близкие к искусству, он не любил общих, отвлеченных от жизни разговоров, он пришел по конкретному делу. И доведет разговор до конца, хотя надо поторапливаться, а этот Поветкин не мычит, ни телится. Ровно три начинается совещание в администрации губернатора Московской области, и надо бы заехать на Старую площадь, чтобы поговорить о делах с одним важным чиновником, ведающим вопросами выделения земли под застройку.

— Значит, речь о долларах, — тупо повторил режиссер. — М-да… Речь о долларах…

Поветкин мысленно выругал себя. Сам хорош. Спросил, что за бизнес у Демидова и, услышав ответ, до колен развесил уши и губы растрепал. Строительство, стройматериалы… Это несколько рыночных лотков, с которых торгуют плинтусами. А черные металл… Это всего лишь гвозди. Непрофильные активы… Это, очевидно, стиральный порошок и туалетная бумага. Господи, бизнесмен называется. Как он только посмел, этот рыночный торгаш, явиться сюда, в театр, и предложить режиссеру с мировым именем два месячных оклада его поломойки. Каков непроходимый дремучий дурак и сволочной тип. К тому же жадный то безумия. Как только язык повернулся? Триста долларов… Эта жалкая мелочь, сущие копейки… В следующий раз он принесет килограмм гвоздей, вывалит их на стол Поветкина, скажет: презент от фирмы.

— Вот что, любезный, — режиссер поднялся с кресла, давая понять, что аудиенция окончена. — Я человек далекий от денежных дел. Но еще не брал денег за то, чтобы дать артисту роль в постановке. Никогда. И принципам своим изменять не намерен. Вы меня не за того принимаете. Наверное, решили, что здесь сидит какой-нибудь бухгалтер от искусства. По себе судите. По себе. Но я не рыночный торговец обрезной доской и гвоздями. Этот разговор унизителен для моего творческого достоинства. Жаль потраченного времени. Очень жаль. Не смею вас больше задерживать.

Ошарашенный этим заявлением, Демидов встал. Он не мог понять, какая муха и за какое место укусила режиссера. Все шло так гладко, тот кивал, соглашался, что-то взвешивал про себя. Демидов сделал предложение. И вдруг… Возможно, сумма показалась режиссеру незначительной. Но он запросто мог назначить свою цену. Это ведь деловой разговор. И при чем тут обрезная доска и гвозди?

— Но позвольте, — сказал Демидов. — Давайте договорим…

— Прощайте, — Поветкин сжал губы и показал пальцем на дверь. — Вон выход.

Едва за гостем закрылась дверь, Эдуард Павлович раскрыл ежедневник. Пробежал взглядом список актрис на первой странице, зачеркнул восклицательный знак против фамилии Демидовой и поставил вопросительный.

По темному коридору Михаил Адамович брел к лестнице. Он снова наткнулся на темную громадину сейфа, стоявшего на дороге, и едва не вскрикнул от боли, ударившись лбом. Демидов подумал, что своим визитом все испортил, надо было действовать аккуратно, через посредников. Прощупать почву, узнать настроение этого хмыря Поветкина. И только тогда вступать в переговоры, опять же через третье лицо… А он поторопился и сделал большую глупость, теперь уж не поймешь какую именно. И, главное, ничего не исправишь.

* * *

На посетителей и отдыхающих пансионат «Ударник», что в сорока километрах от Москвы, навевал лирическое настроение. В живописном месте Подмосковье по березовой роще были разбросаны деревянные домики со всеми удобствами и атрибутами стариной жизни: резными наличниками и кровлей из черепицы. Человеком, который вел переговоры о покупке ПЗРК от имени одного анонимного иностранного бизнесмена, был француз русского происхождения по имени Артур Клемон, производное от настоящего имени Артур Климентьев. Бумажная душа и педант. Таких помощников у анонимного француза, надо думать, целый штат и наверняка все редкостные зануды и придурки.

Этот невысокий, подтянутый мужчина с заметной, как луна на темном небе, плешью, позволял себе выпивку пару раз в году, в свой день рождения и на Рождество, был помешан на вегетарианской диете, посещал тренажерный зал, изо всех сил молодился, стараясь нравиться всем девушкам без разбора. В одежде предпочитал полуспортивный стиль: клетчатые пиджаки в серо-голубых тонах от «Канали»за тысячу евро, льняные рубашки и галстуки с абстрактным рисунком от «Нины Ричи», стоивший не меньше сотни. При таких тряпичных излишествах, приходилось на чем-то экономить. Поэтому Клемон курил отвратительные тонкие сигары с пластиковым мундштуком по двадцать центов за штуку.

Стряхнув пепел на пол, он открыл портфель, положил перед Краснопольским на журнальный столик тонкую стопку бумаг в прозрачной папке.

— Вот здесь все, — сказал Клемон. — Сейчас вы просмотрите копии документов, запомните номер вашего счета и имя банкира, который лично станет заниматься вашими финансовыми делами. Затем бумаги надо уничтожить. Потому что номер счета должны знать только вы и еще два-три высокопоставленных служащих банка. Если возникнут вопросы, я помогу во всем разобраться.

— Пожалуй, сам разберусь, — Приз хотел ответить какой-нибудь колкостью, мол, не лаптем щи хлебаю, но сдержался. — Я имел дело с разными банками. В том числе французскими.

Вытащив из папки листки, закинул ногу на ногу. Потянувшись к стакану с соком, чуть разбавленным водкой, промочил глотку. Для трезвого человека финансовые документы слишком забористое чтение.

Из гостиной деревянного домика с летней верандой открывается идиллический пейзаж: молодая березовая роща, по-осеннему пустая, облетавшие с деревьев листья, газон с желто-зеленой травой. Радует взгляд клумба с фиолетовыми хризантемами. По подоконнику мерно стучали дождевые капли, на стене тикали ходики с кукушкой, а в небольшом камине догорали березовые паленья. Приз, развалившись в кресле с протертыми подлокотниками, бегло просматривал бумаги и думал о том, что такая вот избушка со всеми удобствами идеальный приют художников и лирических поэтов. Дом стоял в ста метрах от забора, на самой окраине пансионата. Отсюда до главного корпуса, где отдыхающие могли перекусить, минут двадцать ходу. Никто не нарушает уединение, сестры-хозяйки ленятся топать сюда по пустяковым делам, а названных гостей не бывает.

Клемон снял этот домик по рекомендации Фанеры, который посоветовал поселиться не в главном корпусе, бетонной коробке, напоминающей городскую многоэтажку, а где-нибудь на отшибе. В пансионате десятка три-четыре уютных таких курятников, разбросанных по обширной огороженной глухим забором территории. В каждом из домов старая, но вполне добротная мебель, паровое отопление, да еще и камин в придачу. Не поленившись осмотреть все пустующие дома, Клемон выбрал именно этот, самый дальний и самый старый. Сюда нельзя подъехать на машине, приходилось оставлять ее на стоянке у главного корпуса, в такую даль редко заходят грибники из отдыхающих, а на окнах есть плотные жалюзи.

— Мой босс давно искал русские ПЗРК, но это трудно, — сказал Клемон, которому надоело молчать и смотреть, как Приз перебирает бумажные листки. Француз повертел в руках кожаный портсигар, похожий на кошелек. — По официальным данным, по всему миру разбросано около четырех тысяч ПЗРК. Можно утверждать, что цифра занижена втрое. Большинство систем находится в странах Латинской Америки. Но тамошние хозяева не очень хотят с ними расставаться. Я вас поздравляю с удачной сделкой. Деньги уже на счете.