Книга Жизнь и смерть Бобби Z - Дон Уинслоу

Он пытался держать ее подальше от своего бизнеса, действительно пытался. Но как передать ей богатства, которые он нажил, и при этом не погрузить ее в темные тайны его ремесла? Будь она более покорной, будь она слабее духом, ему, может быть, удалось бы удержать ее, запереть на гасиенде, и пусть бы она обучалась домашнему хозяйству и сопутствующим наукам. Но в ее груди билось гордое сердце идальго, унаследованное от бесчисленных поколений конкистадоров, – она родилась, чтобы скакать верхом, бродить по свету, и он это понимал.

Он старался ею управлять как норовистой лошадью. Пусть бегает, но пастбища ей будет выбирать он. Уэртеро пытался выбирать ей подруг – ему нравились Элизабет и Оливия, хотя они и принадлежали наркотическому полусвету. Более того, они были куртизанками, верно? Утонченные девушки из колледжа, достаточно смышленые, чтобы соответствовать уровню Анхелики, достаточно преданные, чтобы защищать ее.

Он ведь даже пошел на сговор с Элизабет. Поманил ее щедрым жалованьем и тайной работой. Дуэньи, облаченные в черное, давно канули в прошлое, он это знал, но, может быть, Элизабет сможет приглядывать за Анхеликой? Станет современной дуэньей для современной девушки – насколько это позволяют времена?

Они бродили по миру, бродили втроем – сильные духом юные леди, богатые, хорошего происхождения. Но времена были иные, более свободные, и надо быть дураком, чтобы не признавать этот факт.

Он говорил ей – своему ангелу и своенравному ребенку, – что она может порадоваться этой свободе – вечеринкам, танцам, нескончаемым прогулкам по магазинам. Она может путешествовать, покупать в Париже, танцевать в Рио, слоняться из клуба в клуб в Кап-Ферра, в Каннах, на Манхэттене, в Лос-Анджелесе.

Она может изображать из себя англосаксонскую принцессу, но в глубине души должна оставаться латиноамериканкой. И, что бы там ни говорили ее распущенные англосаксонские друзья, до замужества она должна оставаться девственницей.

И ее мужчина должен быть мексиканцем.

Мексиканцем, а не каким-то презренным yanqui.

А потом она встретила Бобби Зета.

Он никогда не простит этого Элизабет. Он не мог больше удерживать дочь, а значит, Элизабет должна была вовремя положить конец этой любовной истории. Или хотя бы прийти к Уэртеро, чтобы он положил этому конец сам.

Анхелике он бы простил. Принял бы обратно своего падшего ангела, даже оскверненного. Его надежды на удачный брак были разрушены, но он мог бы по-прежнему лелеять и любить ее, и они могли бы провести вместе много лет – последние представители своего рода.

Если бы он только знал, что этих трех девушек: Элизабет, бедную глупую наркоманку Оливию и его Анхелику, Бобби Зет превратил в свой личный гарем!

Но из всех трех лишь Анхелика влюбилась. Лишь Анхелика обладала роковой чистотой сердца, и она безнадежно влюбилась. Она одна не способна была отдаться мужчине, не отдавая и всю свою душу.

– А ты погубил ее! – прошипел Уэртеро в лицо Тиму.

Тим покачал головой.

– Ты использовал ее, как мужчина мог бы использовать потаскуху, и ты ее бросил! – Голос Уэртеро грозил вот-вот сорваться на крик. – С разбитым сердцем, с разбитым духом, с разбитой душой. Я пытался связаться с ней, дотянуться до нее, но она знала, что теперь она уже не та девочка, которую я воспитал. Она не могла видеть меня, после того как побывала в твоих руках, после того как ты над ней надругался. Она не могла смотреть мне в глаза.

И потом она исчезла. Для меня – исчезла. Я следил за ней – она отправилась в Лос-Анджелес, потом в Нью-Йорк, потом в Европу. А потом совсем пропала.

Почему, спрашивал я себя. Почему? Я вызвал сюда Элизабет и в конце концов услышал от нее правду о том, что ты сделал. Услышал, что ты получил ее. Использовал ее, играл с ней, заставил ее поверить, будто ты ее любишь, и бросил. Вышвырнул, точно мусор, – она именно это и чувствовала. Неудивительно, что она не могла бы посмотреть мне в лицо, не могла бы этого вынести. И ты мне еще говоришь про деньги?!

Тим напрягся в ожидании пинка, которого не последовало. Он понял, что Уэртеро слишком глубоко погружен в себя, чтобы сейчас взорваться. Попозже.

– Ее нашли на Крите. – Уэртеро говорил теперь устало и негромко. – Она умерла от передозировки героина. Можно ли представить себе лучший способ наказать своего отца, чем умереть от передозировки «мексиканской бурой»?[53]Я так и вижу, как она лежит там, на холодном каменном полу в собственной рвоте и дерьме. Я вижу это каждый раз, когда закрываю глаза, все эти шесть бесконечных лет. И шесть долгих лет я спрашиваю – почему? И наконец узнаю, что в ее смерти виноват ты.

Он вынимает пистолет из кармана своего шелкового пиджака.

Холодный металл касается лба Тима, и он вздрагивает.

– Посмотри на меня, – приказывает Уэртеро.

Тим поднимает глаза. Он пытается унять дрожь, но у него не получается.

Все тело Тима дергается, когда щелкает взводимый курок.

– До встречи в аду, Бобби Зет, – произносит Уэртеро.

Тим видит, как его палец надавливает на курок. Просто сделай это, думает он. Пришло время «Найка».[54]

Кончено.

Просто сделай это.

Он слышит тихие всхлипы Элизабет и ждет последнего большого взрыва.

Закрывает глаза и видит улыбку Кита.

73

Жизнь не была особенно добра к придурку Уэйну ла Перрье.

По его мнению, в банке кармы ему сильно задолжали, однако он никогда не думал, что докатится до такого: он, Уэйн ла Перрье – долбаный официант в номерах долбаного «Риц-Карлтона».

Он устроился сюда, потому что у него родилась идея: выслеживать богатых кретинов, у которых не хватает ума поместить свои ценности в сейф отеля. Да только ничего из этого не вышло, и теперь он влачит унизительное существование – разносит омлеты с травами и фетуччини[55]с копченым лососем богатым ублюдкам. Он для них – обслуга, пустое место, они порой даже не прекращают трахаться в спальне, когда он ставит поднос в гостиной, зато приносят неплохой доход, когда он включает в счет лишнее. Иногда ему удается поглядеть на какую-нибудь грудку или киску, а с одной красоткой он даже почти договорился перепихнуться, но тут явился ее одышливый муж-импотент.

Все было бы не так уж плохо, но в это утро придурок Уэйн ла Перрье чуть зубы не проглотил от удивления, когда принес этот чертов утренний кофе с круассаном и обнаружил в номере бреющегося перед зеркалом Тима Кирни.

В последний раз Уэйн видел Кирни, когда вытащил того из тюрьмы и они обработали «Гэс-энд-граб» по пути в бар, где они славно напились, после чего их арестовали. Уэйн сразу согласился с предложеньицем детектива, вложил пушку в руку Тима и отделался девятью месяцами отсидки.