Книга Плеск звездных морей - Исай Лукодьянов

По всему кораблю шли, обрастая живописными подробностями, весёлые разговоры о неуловимом практиканте. Рассказывали, что он якобы натворил каких-то дел на шарике, и теперь вынужден скрываться от праведного гнева пострадавших. Говорили, будто слышали гулкий хохот, доносившийся из шахты водяной цистерны. А двое монтажников приволокли к Боргу упиравшегося юнца и заявили, что он своим визгливым смехом мешал им отдыхать после смены, и они подозревают в нём этого самого Оплетина. Но личность парня была засвидетельствована вызванным бригадиром, а причиной визгливого смеха, как объяснил парень, явился анекдот из жизни космических привидений, рассказанный соседом по койке.

Я без устали рыскал по кораблю, заглядывал во все закоулки. Но поиски были напрасны. Вначале это даже забавляло меня. На вторые сутки стало раздражать. На третьи — я махнул на практиканта рукой. В конце концов, я ему не нянька-робот. Сам объявится, когда захочет.

В начале четвёртых суток — мы с Гинчевым как раз возились с наладкой координатора — меня срочно вызвал Борг.

— Ты, кажется, неплохо освоился с кораблём, пилот?

— Лишь в той степени, чтобы не заблудиться, — ответил я.

— Вот-вот. Большего пока от тебя и не требуется. Сегодня в шестнадцать прилетят Самарин и Греков. Не то инспекция, не то комиссия — ну, все едино. У меня времени нет совершенно. Хочу тебя попросить: ты их встреть и сопровождай. Как-никак Самарин — твоё начальство. А объяснения давать буду я.

Я спросил, как это он будет давать объяснения, не сопровождая их, но Борг сказал: «Значит, договорились», и погрузился в чертежи, мигом забыв обо мне.

Гостям повезло: как раз сегодня включили для испытания искусственную тяжесть, и можно было осматривать корабль, не ощущая неудобств невесомости.

Я встретил гостей у шлюза. Мы обменялись приветствиями и рукопожатиями, а Антонио, сопровождавший комиссию (начальник «Элефантины» был в отпуске, и Антонио временно исполнял его обязанности), подмигнул мне.

Самым любезным тоном, на какой только был способен, я пригласил гостей пройти по кораблю. Самарин, зажмурив один глаз, посмотрел на меня и обратился к Грекову:

— Видал, какие обходительные у меня пилоты? Прямо душа радуется!

— Улисс всегда был образцом доброжелательности, — спокойно ответил Греков, причёсывая свои сильно поредевшие волосы.

Он сказал это точь-в-точь, как сказал бы Робин. И голоса у них были на редкость похожие. Я вдруг проникся этой самой доброжелательностью к Грекову.

— Образцом своевольничания, — поправил Самарин. — Он считает, что инструкции писаны не для него. Он преспокойно оставляет на Ганимеде ошалелого планетолога, хотя прекрасно знает, что обязан вывезти всю смену до единого человека…

— Не совсем так, старший, — вставил я.

Но он не дал мне договорить.

— Он прячет здесь практиканта, хотя прекрасно знает, что у Самарина инфор не умолкает от вызовов с Земли и подпрыгивает от причитаний практикантской мамаши, и наконец Самарин вынужден бросить все дела и самолично лететь… — У Самарина не хватило дыхания.

Я немедленно воспользовался паузой и начал объяснять, как было дело. Но тут послышалось жужжание, и в предшлюзовую камеру влетело нечто странное, помесь кофемолки с игрушечным самолётиком, что ли, яркокрасного цвета. Потыкавшись носом в стены, самолётик этот сел на толстую воздушную магистраль под потолком. Мы молча на него смотрели. Что-то в нём вспыхнуло, раздался шорох, а затем голос Борга отчётливо произнёс:

— Уважаемая комиссия, вы находитесь на борту строящегося корабля, предназначенного для межзвёздных полётов. Принцип, на котором основана конструкция…

«Ай да Борг!» — подумал я с весёлым изумлением. Греков слушал с невозмутимым видом, а Самарин усмехался и покачивал седой головой.

Покончив с общими сведениями, голос Борга пригласил следовать дальше. Самолётик отклеился от магистрали и, зажужжав энергатором, бодро выпорхнул в коридор. Мы двинулись за ним.

— Попрошу Борга, чтобы он и мне сделал такую штуку, — сказал Самарин. — Для разговоров с инспекторами.

Мы переезжали с яруса на ярус, переходили из отсека в отсек. Всюду кипела работа, сновали автоматы, нагруженные облицовочными плитами, а некоторые помещения пустовали — там все уже было закончено. Самарин все более оживлялся. В машинном зале, выслушивая заочные объяснения Борга, он осматривал все с жадным любопытством, какое более приличествовало бы новичку вроде Всеволода, а не многоопытному космическому волку. Я слышал, как он бормотал по-русски:

— Славно. Славно…

Греков записывал что-то в блокнотик и помалкивал.

Мы шли узким проходом между машинным залом и камерой плазмотрона — и вдруг остановились. Из люка волновода высунулись две голые ноги в теннисных туфлях. Работая ногами, как велосипедист, их владелец, повидимому, пытался вылезть на потолок. Наконец он разобрался в направлении искусственной тяжести и перестал сучить ногами. Показалась верхняя половина туловища, затем человек прыгнул вниз, мягко спружинив и вытянув из люка пучок цветных дейропластовых трубок.

Это был Всеволод. Грязный, потный, в одних плавках и синей купальной шапочке. Он оторопело уставился на нас, шумно и часто дыша.

— Привет, — сказал я и на всякий случай шагнул вперёд, чтобы преградить ему путь к бегству. — А ну, поворотись-ка, сынку, — добавил я, развлекаясь.

— Оплетин? — догадался Самарин. — Вот ты какой! — Он зажмурил один глаз. — Одно у меня утешение: когда тебя произведут в пилоты, я буду попивать кокосовое молоко на берегу Маклая. Я буду посылать сочувственные радиограммы своему преемнику. Я буду смеяться сатанинским смехом, читая в газетах о твоих художествах. Что ты сказал?

— Ничего, старший. — Всеволод потупил свои нахальные глазки и принялся старательно растирать масляное пятно на животе. — Я просто откашлялся.

— Ах, ты просто откашлялся! — Самарин понимающе закивал. — А я-то, старый дурак, подумал, что ты пожелал выразить сожаление.

— Я сожалею, старший…

— Не лицемерь! Ни капельки ты не сожалеешь. Ни на вот столько! — Самарин выдернул из седого виска волосок и показал его Всеволоду. По-моему, никакого волоска не было, а был, так сказать, символический жест. — А вот я очень сожалею, — продолжал он, — сожалею, что ты по моему недосмотру попал на практику к Улиссу. Правда, я совершенно не знал тебя. Вас с Улиссом надо держать на расстоянии не менее мегаметра друг от друга. Что?

— Ничего… — Всеволод тщательно растирал пятно, размазывая все шире. Вдруг он вскинул взгляд на Самарина. — Старший, Улисс тут ни при чем. Улисс, правда, согласился показать мне этот корабль… я очень просил его… Но не более того. Я сам остался здесь, вопреки этим… указаниям…

— Ага, «вопреки указаниям»! А тебе не приходило в голову, что «эти указания», которые тебя, как я погляжу, очень стесняют, были придуманы опытными людьми, чтобы в космофлоте был хоть какой-нибудь порядок? Ты что же, и дальше думаешь поступать «вопреки указаниям»?