Книга Союз еврейских полисменов - Майкл Чабон

Прибыли бифштексы. Официантка заменила номерки толстыми кусками канадской говядины. От них исходит святой дух. Они божественно выглядят. Но Спиро их не замечает. Он зарылся в бумаги.

— О'кей, вот предыдущий день. Она вылетела из Ситки в Перил-Стрейт с тремя пассажирами. Взлет в шестнадцать ноль ноль, посадка в восемнадцать тридцать. Выходит, когда они туда прибыли, уже стемнело. Естественно, ночевка. На следующее утро… Гм…

— Что?

— Вот. Похоже, она сначала хотела вернуться в Ситку. Сначала. В Ситку, не в Якови.

— С пассажирами?

— Без.

— И, пролетев какое-то время, как мы полагаем, в Ситку одна — а на самом деле с каким-то пассажиром на борту, — она вдруг меняет направление на Якови.

— Так это и выглядит.

— Перил-Стрейт. Что такое этот Перил-Стрейт?

— Да то же, что и все остальное. Лоси, медведи, олени. Рыба. Все, что еврей жаждет угробить.

— Мне так не кажется, — поджимает губы Ландсман. — Не похоже это на рыбачью вылазку.

Спиро хмурится, встает и направляется к стойке. Подсаживается к какому-то американцу. Губы Спиро шевелятся, американец молча уставился в стойку перед собой. Затем кивнул, и оба шагают к Ландсману.

— Роки Китка, — представляет их друг другу Спиро. — Детектив Ландсман. — И, поставив точку, набрасывается на свой бифштекс.

Китка. Черной кожи штаны и жилетка. На голое тело. Жилетка, во всяком случае. Если не считать обильной татуировки на местные темы. Моржи, киты, бобры — все зубастые, кроме обвившего левый бицепс угря с хитрой мордой… или это змея?

— Вы пилот? — интересуется Ландсман.

— Нет, я коп со стажем, — выпаливает Китка и смеется, растроганный собственным остроумием.

— Перил-Стрейт. Вы там бывали?

— Впервые слышу.

Это тоже следует понимать как шутку.

— Что вы о нем скажете?

— Только то, что видно сверху.

— Китка, — размышляет Ландсман. — Фамилия индейская.

— Отец мой тлингит. Мать шотландско-ирландско-германско-шведско… еще много каких кровей… но не еврейских.

— Много там туземцев в Перил-Стрейт?

— Да вообще никого, кроме них. — Тут Китка вспоминает, что ничего о той местности ему неизвестно, и переводит взгляд на бифштекс. Взгляд голодный.

— Белых нет?

— Один-два…

— А евреи?

Взгляд Китки деревенеет.

— Ничего не знаю.

— Мне надо кое-что там расследовать. Кое-что, интересное для еврея из Ситки.

— Там вообще-то Аляска. Еврейский коп может, конечно, расспрашивать там кого угодно, это ясно, но вот кто его там услышит…

Ландсман отодвигается от своего бифштекса.

— Давай, дорогой, — воркует он на идише. — Кончай его гипнотизировать. Он твой. Я его не трогал.

— А вы как же?

— У меня аппетита нет. Не знаю почему.

— Нью-Йорк? Люблю Нью-Йорк.

Китка садится. Ландсман пододвигает тарелку прямо ему под нос. Он занимается своим кофе, следя, как соседи по столу уничтожают заказанные им бифштексы. Китка на глазах оттаивает, раскрывается.

— Черт, ласковый бычок, — провожает Китка последний глоток мяса и заливает его ледяной водой из красного пластмассового стакана. Смотрит на Спиро, на Ландсмана, отводит взгляд в сторону. Утыкается глазами в стакан.

— Цена бифштекса, — криво усмехается он. — Есть там странноватое ранчо, говорят. Для религиозных евреев, севших на наркотики или спившихся. Вроде даже ваши бороды на сладенькое падки.

— Вполне логично, — комментирует Спиро. — Подальше от глаз чужих. Позору много.

— Но ведь дело-то сложное, — сомневается Ландсман. — Получить разрешение на открытие любой еврейской лавочки — проблема, а тут еще в заповедной зоне… Даже для лавочки благотворительной.

— Ну, не знаю. За что купил, за то и продаю. Может, конечно, вранье все.

— Чушь собачья! — восклицает вдруг Спиро, снова углубившийся в досье.

— Что такое? — настораживается Ландсман.

— Вот я смотрю все по порядку, но кое-чего не пойму… Я не вижу ее плана полета. Плана того, рокового полета. Из Якови в Ситку. — Спиро вынимает «шойфер», нажимает две клавиши, ждет. — Я знаю, что она зарегистрировалась. Я помню, что видел его… Белла, привет, это Спиро. Проверь, пожалуйста, для меня, выведи план полета. — Он диктует дежурной имя и фамилию Наоми, дату и время ее последнего полета. Да-да, давай.

— Вы мою сестру знаете, мистер Китка?

— Можно сказать, что знаю. Как-то она мне дала отлуп.

— Вы не одиноки, — утешил летчика Ландсман.

— Не может быть, — отчеканил Спиро. — Проверь, как следует.

Молчание. Четыре глаза внимательно следят за Спиро. Тот ждет с трубкой у уха, вслушивается.

— Что за ерунда, Белла? Я сейчас буду.

Он отключает аппарат. По виду его можно заподозрить, что прекрасный бифштекс колом встал в его желудке.

— В чем дело? — спрашивает Ландсман, не нуждаясь в ответе.

— Плана полета нет в базе данных. — Спиро встает, собирает разложенные по столу листки. — Но его номер упоминается здесь, в актах расследования катастрофы. — Он замолкает. — А может… Может?…

Он роется в страницах толстой подшивки документов по расследованию ФАА катастрофы на северо-западном склоне горы Дункельблюм.

— Кто-то здесь побывал, — цедит он сквозь плотно сжатые губы. — Кто-то порылся. — Он обдумывает все, хорошенько взвешивает, выражение лица его меняется, губы обвисают. — Очень толстой волосатой лапой.

— Такой, к примеру, лапой, которая может протолкнуть разрешение устроить приют для сирых и увечных евреев на индейской земле.

— Лапой, слишком для меня толстой, — подытоживает Спиро, захлопывает папку и сует ее подмышку. — Я должен идти, прошу прощения, детектив Ландсман. Спасибо за бифштекс.

Он убегает, а Ландсман вытаскивает мобильник и набирает аляскинский номер. Отвечает женский голос, и Ландсман произносит имя:

— Вилфрида Дика, пожалуйста.

— Господи Иисусе, — вырывается у Китки. — Это ж надо…

Но отвечает Ландсману дежурный сержант:

— Инспектора нет. В чем дело?

— Может, вы располагаете информацией о ранчо-приюте в районе Перил-Стрейт? Врачи бородатые и все такое…

— Бет Тиккун? — В устах сержанта эти два серьезных слова звучат как имя знакомой ему легкомысленной девицы и рифмуются с «chicken».[4]— Ну, знаю, слыхал.