Книга Лицо на продажу - Михаил Серегин

– Это на вас похоже, – согласился Чехов. – Только вам не повезло. Несимпатичный Ладыгин занимался в молодости подводным плаванием и сумел выплыть.

Груздев пожал плечами.

– Это не мне не повезло, – сказал он. – Готов его поздравить. В конце концов, для меня это была чисто абстрактная задача, ничего личного.

– Ничего себе, абстракция! – крякнул Чехов. – Сколько огребли? В денежном то есть выражении?

– Гораздо меньше, чем вы думаете, – спокойно ответил Груздев. – Я же говорю, что действовал не из корыстных, а из эстетических соображений. От вознаграждения, каюсь, не отказался… Но я же не граф Монте-Кристо, а простой российский безработный… Заниматься чистоплюйством мне кажется чересчур циничным.

– Да уж, в чистоплюйстве вас не упрекнешь! – заметил с усмешечкой Чехов.

Возникла короткая пауза. Блуждающий взгляд Николая Петровича перебегал с моего лица на чеховское, не останавливаясь ни на секунду. Дышал Груздев по-прежнему тяжело, поминутно облизывая сухие губы. Наконец он взмолился:

– Давайте же возьмем чего-нибудь! Худо мне!

– Будет еще хуже, – непреклонно объявил Чехов. – Если вы не сообщите номер телефона, по которому вчера звонили…

– Да ради бога! – буркнул Николай Петрович. – Там где-то на телевизоре бумажка валялась с номером. На память я не помню, конечно.

Чехов, проявляя сочувствие к неопохмелившемуся, сделал попытку подняться, но я предупредил его, сказав:

– Я поищу!

Пока я лазил вокруг телевизора в поисках бумажки, Юрий Николаевич продолжал допрос.

– Итак, чей же это оказался телефон? – спросил он. – Самой Малиновской?

– Да откуда мне знать! – воскликнул Груздев. – Мне всего-то надо было сказать в трубку два слова: «Мы выходим», и все дела… Слушайте, кончайте с этими дурацкими вопросами! Если я сейчас же не выпью – отправлюсь за дядюшкой Миллером!

– Вы знаете, Николай Петрович, я, в некотором роде, тоже эстет, – абсолютно серьезно произнес Чехов. – Мне нравится, когда действительность самоочищается от своих уродливых проявлений… Поэтому ваше намерение отправиться, так сказать, на поля вечной охоты я могу только приветствовать. Тем более что вы принадлежите к ненавистной мне касте врачей. Мне удалось примириться с существованием единственного в своем роде Володи Ладыгина – вам же я могу пожелать лишь счастливого пути!

Эта отповедь произвела на хозяина квартиры необыкновенно сильное впечатление. Он поник головой и окончательно впал в депрессию.

– Да, теперь я знаю, что такое ад, – покорно сказал он. – Это похмелье пополам с Ладыгиным.

– Ад на самом деле – это нечистая совесть, осложненная алкоголизмом! – назидательно промолвил Чехов. – Только чистосердечное признание может теперь чуть-чуть облегчить вашу участь…

– Какое признание! – горько воскликнул Груздев. – Я оказался игрушкой в чужих руках.

– Весь вопрос в том – в чьих! – сказал Чехов. – Кому вы должны были сообщить, что выходите? Ведь вы должны были как-то убедиться, что дозвонились туда, куда нужно?

– А ведь верно! – обрадовался вдруг Груздев. – Мне должны были ответить: «Грек слушает!»

– Ну слава богу! – тоже обрадовался Чехов. – Наконец-то! Что от вас и требовалось… Теперь чувствуете, что вам сразу стало легче?

– Значительно легче! – язвительно откликнулся Груздев.

– Нашел! – объявил я, размахивая бумажкой с номером, которую мне удалось отыскать в прихожей среди грязной обуви.

Чехов слез со стула и с любопытством уставился на цифры, наспех написанные простым карандашом.

– Тот самый? – ткнул он бумажку под нос Николаю Петровичу.

– Тот-тот, – проворчал Груздев. – Я наконец могу быть свободен?

– Мы еще не закончили! – строго сказал Чехов.

С бумажкой в руке он подошел к телефону и набрал номер.

– Здравствуйте! Николай Сергеевич, с вами говорит Чехов. Помните? Спасибо, нормально. Будьте любезны уточнить, кому принадлежит телефонный номер… – И он продиктовал цифры с бумажки.

Голос его звучал так убедительно, что даже отчаявшийся Груздев поднял голову и спросил:

– Он что – в самом деле из управления?

– А то! – сказал я, как бы купаясь в лучах чужой славы.

Юрий Николаевич внимательно выслушал ответ неизвестного мне Николая Сергеевича и с удовлетворенным видом положил телефонную трубку.

– Итак, адрес у нас имеется, – сообщил он мне, пряча бумажку в нагрудный карман пиджака. – Конечно, это не бог весть что, но все же зацепка. Чем черт не шутит – может быть, это и есть адрес Малиновской.

– Ну теперь-то я свободен? – нетерпеливо спросил Груздев.

– Мы еще не закончили! – повторил Чехов. – Имеется еще вопрос. Фамилия Заболоцкий вам о чем-нибудь говорит?

Груздев изобразил на лице работу мысли.

– Это композитор, что ли? – проговорил он с сомнением.

– Не знаю, какой он композитор, – заметил Чехов. – Но по основной профессии он ваш коллега, косметолог.

– Вроде слышал чего-то… – неуверенно сказал Груздев. – Но врать не буду, не помню!

Чехов посмотрел на меня вопросительно. Я пожал плечами. Пожалуй, больше из этого типа ничего нельзя было выжать.

– Хорошо, Николай Петрович! – важно произнес Чехов. – Мы сейчас уходим. Можете вплотную заняться лечением. Только предупреждаю – о нашем разговоре никто не должен знать. Это понятно?

– Да ради бога! – воскликнул обрадованно Груздев. – Да и кому мне докладывать о нашем разговоре? Ко мне никто и не заглядывает давно! Ну кроме, конечно…

– Понятно! – заключил Чехов. – Ну тогда всего хорошего! И не забудьте застегнуть штаны, когда пойдете из дома…

Николай Петрович был настолько осчастливлен нашим уходом, что даже это отчасти обидное замечание воспринял как должное – лишь на губах его мелькнула виноватая улыбка.

А Юрий Николаевич как ни в чем не бывало направился к выходу, хлопнув меня мимоходом по плечу.

– Двигаем, Володя! – провозгласил он.

Когда дверь груздевской квартиры закрылась за нами, Юрий Николаевич задумчиво сказал:

– А правильно Миллер его уволил! Страшно подумать, что может отрезать такой, с позволения сказать, хирург на операционном столе!

– Ну что такого он может отрезать, – успокоил я Чехова. – Он же, в конце концов, не уролог!

– Шуточки у вас! – неодобрительно покачал головой Чехов. – Вверяй после всего этого свое здоровье всяким шутникам!

Мы спустились вниз и сели в машину. Юрий Николаевич не торопился отъезжать. Он достал из кармана папиросу и с удовольствием закурил.

– Сегодня – первая! – похвастался он. – Хочу себя немного урезать. Кашель стал мучить по утрам, понимаешь?