Книга Третья террористическая - Андрей Ильин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все остальное не его ума дело. Он — прокукарекал, а рассветет или нет и когда рассветет, будут решать другие. На то в государстве имеются специальные, которым за это деньги платят, людишки.
Кто предупрежден, того врасплох не застанут…
Таких маленьких отрядов не бывает. Что такое три бойца в сравнении с армией целого государства… Что могут они сделать против полноценных, укомплектованных по военному времени взводов, рот, батальонов, полков. Против гаубичных калибров, установок залпового огня, «вертушек», штурмовой авиации и ракет класса «воздух — земля».
Ничего!
Они могут только погибнуть. Что понимали все трое. Но все — по-разному.
Мурад понимал меньше других, потому что был самым молодым. Впрочем, это с какой стороны посмотреть. Если по давно потерянному паспорту, то он был совсем еще пацан — школьник. Если по поступкам, то этот «школьник» не хорошие оценки зарабатывал, алгебру с геометрией зубря, а воевал. По-взрослому. Всерьез. Имея на своем счету убитых федералов побольше, чем некоторые оценок в четверти.
Как-то сложно считать мальчиком бойца, который ходил в рейды и штыковые атаки и собственноручно отрезал головы пленным солдатам, при этом даже не меняясь в лице.
Мурад понимал, не умом, сердцем, что до своего совершеннолетия он, скорее всего, не доживет — слишком много он видел вокруг себя смертей, чтобы считать себя бессмертным. Слишком много убивал сам. Смерть стала для него повседневностью, как для его сверстников поход в кино. Пока ему везло, но выжить в этой мясорубке было невозможно. Почти все те, кто был в отряде, когда он туда пришел, давно были мертвецами. Их убили — кого пуля, кого осколок, кого мина. Кто-то умер мгновенно, ничего не почувствовав, кто-то мучился, таща за собой по траве вывалившиеся из вспоротого живота кишки и пытаясь запихнуть их обратно, кто-то исходил болью сутками, кончаясь в наскоро построенном шалаше от полученных ран. Но никто, ни один, не умер своей смертью, от старости или болезней.
Мурад знал, что он тоже умрет, и был готов к этому. Каждый день. Он давно отомстил за своего пропавшего брата, защитив честь своего рода, и теперь не боялся, как это было в первые дни: погибнуть, никого не убив.
Ему идти втроем против всех было не страшно. Он воевал не для того, чтобы спастись. Он не рассчитывал спастись.
Магомед тоже не боялся смерти, он искал ее. Ему незачем было жить. У него был дом, но его расстреляли, превратив в руины, «вертушки». У него должен был появиться наследник, но его убили федералы. У него были друзья, но их не стало. У него осталась жена, но она стала калекой и стала бесплодной.
Война разрушила ему жизнь дважды. В первый раз, когда он был рядовым срочной службы Сашкой Скоковым. Если бы не война, он отслужил бы положенных ему два года, дембельнулся домой, поступил на завод или в институт, женился, сделал детей и, может быть, дожил до глубокой старости, так и не узнав, как пахнет выхлестывающая из перерезанного горла человеческая кровь, как выглядят разбросанные по земле мозги. Дожил бы и умер где-нибудь в больнице, на чистых простынях, в окружении своих близких. Но война порешила иначе. Война заставила его отречься от прошлой жизни и начать новую, с чистого листа, под новым именем, на новом месте. И не позволила умереть, когда он готов был умереть, когда ему лучше было бы умереть. Война вернула его к жизни, но лишь для того, чтобы вновь лишить всего. Он обрел и потерял дом, нашел и утратил друзей…
Так чего ему бояться?.. Боится тот, кому есть что терять. Ему — нечего. Все, что возможно, он уже потерял. Причем два раза!..
Магомед готов был идти куда угодно, в каком угодно составе, хоть даже одному на пулеметы. Его душа сгорела в том, где сгорел его дом, пожаре. А может быть, еще раньше, когда он расстреливал своих земляков…
Возможно, прожив год, или два, или пять в мирной обстановке, он бы оттаял и сделал еще одну попытку, начав жить в третий раз. Но кто бы ему мог пообещать эти пять или два мирных года? Или год? Или даже месяц?.. Никто!.. В его ближайшем будущем мир не предвиделся. И в отдаленном тоже. В его будущем была одна только война. Так какой смысл цепляться за жизнь, которой все равно нет и которой не будет, потому что рано или поздно он найдет свою пулю?
Так не думал — так чувствовал Магомед.
Слишком много чего вместил в себя последний год его жизни — слишком много для одного человека. Наверное, так понимают себя старики, которые устали жить и ощущают смерть не как нечто ужасное, а как должное, как избавление от немощи, боли и страданий. Хотя на самом деле Маго-меду было… Было чуть больше, чем Мураду, — было всего-то двадцать лет.
Аслан Салаев был старше всех, ему было двадцать девять лет. В отличие от своих «братьев» Аслан смерти боялся. Хотя тоже много чего повидал. Много чего такого, что на десять жизней хватит и еще небольшой довесок останется. И, тем не менее, он на тот свет не торопился. Может быть, потому, что понимал больше других. Понимал, что в такой компании им до старости точно не дожить, — чеченский мальчик-фанатик и бывший, перекрестившийся в ислам федерал, который «святее папы римского», не лучшая команда для войны. Он, конечно, тоже принял ислам, но он другое дело — ему деваться было некуда, ему или в ислам, или в яму с пулей в башке. А этот всеми корешками врос — уже и жениться успел, и ребенка лишиться. Этому — терять нечего. А раз так, то что тот, что другой полезут на рожон, полезут на пули под знаменем ислама мочить неверных. И его за собой потащат.
Такой вот получается печальный расклад — два чеченских фаната и примкнувший к ним Степа Емельянов против… Кого против? Очень бы хотелось знать, против кого им предстоит в таком составе воевать. Заранее знать, чтобы снова не ошибиться…
И все же Аслан Салаев ошибся. Насчет численности отряда ошибся…
— Принимайте пополнение, — сказал инструктор.
Не отделение, не взвод и не роту — одного человека!
«Кто он такой? По виду — чеченец, но на чеченца не похож, — быстро прикинул Аслан. — Слишком интеллигентное лицо. С таким — глотки не режут, с таким — только студентов на сессии режут, и то не кинжалом по горлу, а двойками в зачетках. Что ему с таким лицом делать в партизанском отряде? Сопромат преподавать?»
— Разрешите представиться — Умар Асламбеков, — назвал себя «новобранец».
Словно прибыл кафедру принимать и знакомился с коллективом. Он бы еще сказал — «соблаговолите принять в свою честную компанию». Еще ту!.. Было два фаната и не понять кто, а теперь к ним добавился еще «доцент»… Впрочем, теперь все становится более-менее ясно. Судя по составу, использовать их будут не здесь, а там. Иначе в одном отряде две славянские рожи и один чеченский интеллигент не собрались бы. Уж не рейд ли в глубокий тыл противника готовится? Тогда понятно, тогда русские, детские и интеллигентные рожи будут кстати. В самый раз будут!
Аслан Салаев не ошибся…
И — ошибся…