Книга Сладкая боль - Ребекка Джеймс

— Полное право, — повторяет та.

— Ладно. Как скажешь.

— Не хочешь знать, почему? — спрашивает Лилла. — Тебя не интересует, откуда у меня такое право?

— Честно говоря, нет, — отвечает Анна. — Расскажи полиции, если угодно.

Лилла улыбается и качает головой, как будто разговаривает с глупеньким ребенком.

— О-о, это очень интересно. Если бы ты только знала.

Анна вновь поворачивается к Фионе.

Я чувствую, как в Лилле нарастает раздражение. Она ненавидит, когда ее игнорируют. Она выпрямляется, и я крепче сжимаю пальцы. Лилла напряжена и взвинчена, готова к бою, как пистолет с взведенным курком, который вот-вот выстрелит.

— Он был и моим отцом! — восклицает она.

Анна резко вскидывает голову.

— Что?

— Стивен Лондон был моим отцом, — торжествующе и с ненавистью повторяет Лилла.

Словно от удара, Анна хватает воздух ртом и бледнеет.

— Ну что? Ты сама знаешь, что я не вру. По глазам вижу. Потому он и откупался от моей матери. — Лилла смеется и продолжает спокойно, даже дружески: — Если для тебя это шок, представь, каково мне. Я всю жизнь прожила, не зная, кто мой отец, пока мама не увидела фотографию в газете после аварии и не проболталась. Но тогда уже было поздно что-нибудь менять. Я опоздала на девятнадцать лет.

Я жду, что Анна возразит, скажет, что Лилла врет, но она молчит — просто сидит и смотрит в пустоту.

— Мама рассказала все. Надо же, какой сюрприз. После стольких лет жизни в паршивой квартирке я вдруг выяснила, что мой отец богат. Не просто богат, а очень богат, до неприличия богат. А самое неприятное, что у него есть еще одна дочь. Дочь, которую он любит.

Анна качает головой.

— Ну вот, — говорит Лилла, поднимает голову и неторопливо обводит взглядом комнату. — Тебе достались большой дом, частная школа, красивые платья. А мне двести баксов в месяц. Деньги за молчание. Несправедливо, правда? Если ты думаешь, что меня обделили финансово, то, поверь, на эмоциональном уровне дело обстояло еще хуже. Вынуждена признать, Анна, что твой дорогой папочка пренебрегал своими обязанностями. Я никогда с ним не разговаривала и не виделась. Ни разу за девятнадцать лет. Ни одного телефонного звонка, ни одного письма. Ничего. Ни шиша. Все получила ты, Анна. Твой папочка не возражал, если бы я вообще не родилась.

Это невообразимо. Безумие какое-то. Но Анна не спорит, не пытается защитить отца.

— Но я подумала, — продолжает Лилла, — я подумала, что бы он сказал сейчас. Если бы увидел тебя. Думаешь, он бы тобой гордился? В восемнадцать ты залетела. Утопила собственного ребенка. Живешь как отшельница. Боишься выйти из дому.

— Лилла, пожалуйста.

— Может быть, тогда он понял бы, что одарил вниманием не ту дочь. Столько денег, времени, сил… и посмотрите на нее. Ты просто даром занимаешь место. Совершенно бесполезный член общества. Психопатка.

Анна начинает плакать.

— Ты даже за родным сыном не смогла присмотреть как следует. Не смогла его уберечь!

— Лилла, — негромко и сердито говорю я и усиливаю нажим, подавляя желание ударить ее, сломать руку, раздробить кости. — Прекрати. Сейчас же. Я тебя предупреждаю.

— Но это же правда, Тим, — возражает она. — Анна такая дура, что даже забыла поставить коляску на тормоз, и Бенджамен свалился с причала.

Анна резко вскидывает голову.

— Что ты сказала?

— Что слышала. Я сказала, что…

— Нет, — перебивает Анна, и в голосе девушки звучат гнев и решимость, которые заставляют нас навострить уши. — Не то. Про Бенджамена и коляску. Повтори.

— С какой стати? Я уже и не помню, что сказала, — говорит Лилла, и я понимаю, что ей страшно. — И вообще не важно.

— Она сказала, что ты не поставила коляску на тормоз и она свалилась с причала, — произносит Маркус. Он поворачивается, чтобы взглянуть на Лиллу, и потрясенное недоверие на его лице сменяется откровенной ненавистью. — Вот что она сказала.

Лилла не сводит глаз с Анны.

Мы слышим сирены. По улице к Фэрвью торопятся машины. Ни Анна, ни Лилла не двигаются с места. Они смотрят друг на друга; атмосфера насыщена ненавистью и чем-то еще более страшным и глубоким. Чем-то таким жутким, что меня пробирает дрожь.

83

Они проводят несколько часов в полицейском участке. Снова и снова рассказывают, что случилось. Делают официальные заявления. Перебирают все подробности запутанной истории. Анна ничего не скрывает. Маркус лишь за полночь уезжает в больницу, чтобы навестить Фиону, и через час Анна получает сообщение.

Фиона потеряла много крови и лежит в реанимации, но раны не смертельны.

84

Мы сразу же идем наверх, как только возвращаемся в Фэрвью. Брезжит рассвет. Мы не разговариваем и двигаемся медленно, как старики. Я держу Анну за руку и касаюсь плеча, но она кажется равнодушной и отстраненной, вяло переступает ногами и смотрит в никуда, с бессмысленным выражением лица. Я хочу уложить ее в постель, заключить в объятия, сделать так, чтобы она перестала глядеть в пустоту. Вытащить Анну из душевного ада, в который она попала.

Но, вместо того чтобы пойти ко мне или к себе, она шагает в спальню Лиллы, подходит к кровати, поднимает подушки и простыни, как будто что-то ищет.

— Что ты делаешь?

— Ищу.

— Что?

— Не знаю.

Анна выдвигает ящики стола, открывает одну дверцу гардероба. Что-то заставляет девушку вскрикнуть и отшатнуться. Я подхожу ближе, чтобы посмотреть. На дверце изнутри — замысловатый фотоколлаж, и поначалу я не вижу в нем ничего пугающего. Но потом, присмотревшись, понимаю, что он сплошь состоит из фотографий Анны, ее родителей, Фэрвью. Вот все трое в парке, вот на пляже. И с каждого снимка вырезано изображение Анны. Иногда целиком, иногда только лицо. Эффект потрясающий. Аж мороз по коже.

— Пойдем-ка отсюда, — говорю я и беру девушку за руку, но Анна не обращает на меня внимания и поворачивается, окидывая взглядом комнату. Помедлив, она быстро направляется к полке в дальнем углу комнаты. На ней лежат какие-то черепки. Осколки красной керамики, белая подставка. Анна собирает их и держит обеими руками, словно пытаясь сложить.

— Анна, осторожно, — предупреждаю. — Порежешься.

Но она качает головой и отходит в сторонку. С ее губ срывается громкое рыдание. Анна медленно разжимает ладони, и черепки с дребезгом сыплются на пол.

85

Она вместе с Тимом идет наверх. Одетые, они ложатся на кровать и лежат обнявшись. Тим крепко прижимает ее к себе.

— Анна, — начинает он, — ты думаешь…