Книга Объект закрытого доступа - Фридрих Незнанский

— В общем, так. С Никой ты больше не встречаешься. Если я еще хоть раз увижу тебя возле ее дома, я сделаю так, что ты сядешь на нары. Всерьез и надолго. Я ясно выражаюсь или разжевать?

— Разжуй, если зубы позволят.

— Позволят, не волнуйся, — с усмешкой парировал Смирнов. — А вот тебе, старику, самое время о зубах побеспокоиться. Пока еще они на месте.

— Резкий ты парень, Валентин. А не боишься, что я надаю тебе по морде и выброшу из машины? А завтра выкину тебя из отдела ко всем чертям с понижением в звании!

— Полковник, ты не первый день меня знаешь. И должен понимать, что у меня на тебя кое-что есть. Я следил за тобой всю неделю, полковник. Я прослушивал твои телефонные разговоры. Я знаю о твоих отношениях с Гатиевым и Альхаровым.

Рыцарев задумался. Дерзость парня не вывела его из себя — и не такое приходилось выслушивать. Неприятность состояла в том, что парень и в самом деле мог узнать много лишнего. Он умел работать с аппаратурой, умел вести наружное наблюдение. Он знает о встречах с Гатиевым и Альхаровым, а значит, не блефует. Но для чего ему все это? Неужели только из-за Ники?

— Чего ты хочешь? — прямо спросил парня Ростислав Вадимович.

— Чего я хочу? — Смирнов нагло усмехнулся. Он явно считал себя победителем. — А разве я не сказал? Во-первых, я хочу, чтобы ты оставил в покое Нику.

— Это я понял. А во-вторых?

— А во-вторых, пятьдесят тысяч долларов наличными.

Рыцарев ухмыльнулся:

— А задница не слипнется?

— О моей заднице не беспокойся. Побеспокойся лучше о своей. На зоне для нее найдется много работы.

Рыцарев посмотрел на парня и усмехнулся:

— Пятьдесят тысяч — большая сумма.

— Только не для тебя. Я думаю, Альхаров заплатит тебе в десять раз больше.

— Все-то ты знаешь, — холодно произнес Рыцарев. — Не пойму, почему такие скромные запросы? Почему не сто тысяч и не двести?

Смирнов зевнул и лениво ответил:

— Не хочу тебя разорить.

— Какое благородство! — насмешливо восхитился Ростислав Вадимович. — Что ж, хорошо. Допустим, мы договоримся. А что я получу взамен?

— Как что? — вскинул брови парень. — Мое молчание! Разве этого мало?

Рыцарев задумчиво постучал пальцами по рулю.

— В любом случае, я не могу принять решение сразу. Мне нужно тщательно все обдумать.

— Думай, — милостиво разрешил Смирнов. — Только недолго. На днях я отчаливаю в отпуск. И, само собой, мне понадобятся деньги. Так что, ответа я жду… м-м… послезавтра утром.

«Ты его дождешься», — усмехнулся про себя Ростислав Вадимович.

— Ну все, пока! — весело сказал Смирнов. — Руки не подаю — негде будет помыть. — Он открыл дверцу и змеей выскользнул из машины.

После этих слов Рыцарев уже не рассуждал. Он принял решение еще до того, как захлопнулась дверца машины. Гаденыш не должен жить. Даже если ему заплатить, он не успокоится. Правда, непонятно, успел ли он кому-нибудь рассказать о том, что знает, но скорей всего — нет. Информация — деньги, а такой хлыщ не захочет ни с кем делиться.

Смирнов был обречен.

Даже теперь, спустя несколько недель, воспоминание о том разговоре приводило Ростислава Вадимовича в бешенство. Успокаивал лишь один факт: Смирнов был мертв. Его обугленный труп лежал сейчас под кустом боярышника под этим противным, мелко накрапывающим дождем, который никак не превращался в настоящий ливень.

11

— Ты? — удивленно спросила Ника.

Она вышла из ванной в легком расстегнутом халатике, наброшенном на голое тело. При виде Рыцарева руки ее машинально скользнули к пуговицам.

— Не надо, не застегивайся, — сказал Рыцарев, обхватил Нику за талию, привлек к себе, погладил губами ее шею и улыбнулся. — Ты чудесно пахнешь.

— Почему ты не позвонил? — сердито спросила Ника.

— Забыл.

— Но меня могло не оказаться дома!

— Но ведь ты дома, — сказал Рыцарев, касаясь губами ее щеки. — И хватит об этом. Я немного устал. Сделай мне, пожалуйста, кофе.

— И все-таки ты должен был позвонить, — укорила любовника Ника, высвобождаясь из его объятий. — Иди в комнату. Я сделаю кофе.

Пока Ника варила кофе, Ростислав Вадимович сидел в кресле и листал журнал. Просматривая колонку светских новостей, он вдруг вспомнил, что забыл позвонить Айману и отчитаться за проделанную работу.

Рыцарев отложил журнал и пододвинул к себе телефон.

— Котенок, ты скоро? — крикнул он Нике.

— Еще пара минут! — услышал он в ответ.

Рыцарев кивнул и снял трубку. Айман был лаконичен и сух, как всегда. Он не слишком доверял телефонам и поэтому отвечал на реплики Ростислава Вадимовича предельно кратко и коротко — «да», «угу» или «понял». Когда Рыцарев закончил отчет, Айман коротко спросил:

— Это все?

— Да, — ответил Рыцарев. — Остальное при встрече.

— Тогда — пока.

Ростислав Вадимович положил трубку, и тут же из коридора послышались легкие шаги Ники. Она внесла в комнату поднос с двумя чашками кофе и поставила его на журнальный столик.

— Спасибо, радость моя, — устало поблагодарил Рыцарев. Он шлепнул ладонью себе по коленке: — Сядешь?

— Что-то не хочется, — сказала Ника, усаживаясь на диван.

Рыцарев смотрел, как девушка устраивается в углу дивана.

— Что-то не так? — настороженно спросил он.

— Все так, — ответила Ника. — Пей кофе, пока не остыл.

И Рыцарев стал пить кофе. Ника молчала, бросая на него быстрые взгляды. Рыцарев тоже молчал, пытаясь сообразить, что он сделал не так. Стыдно признаться, но в последнее время Ростислав Вадимович все чаще ловил себя на мысли, что побаивается Нику. Почему — он и сам не знал. Возможно, всему виной была любовь Ники к алкоголю: чем больше она пила, тем яростнее и неуправляемее становилась.

— Почему ты молчишь? — не выдержал Рыцарев.

— А что, тебя это раздражает?

Ростислав Вадимович покачал головой:

— Нет. Просто, когда ты молчишь, мне кажется, что я чем-то тебя обидел.

— И что? — усмехнулась Ника, кривя рот.

— Ничего. Просто неприятно.

— Это у тебя от больного желудка. Все потому, что ты любишь бифштекс с кровью.

Фраза была настолько нелепой, что Рыцарев замер с чашкой в руке и уставился на Нику в полном недоумении.

— При чем здесь бифштекс? — спросил он.

— Ни при чем, — ответила девушка. — Просто когда ты ешь полусырое мясо, у тебя с губ стекает кровь. Ты даже не представляешь себе, как отвратительно это выглядит.