Книга Всемирная история без цензуры. В циничных фактах и щекотливых мифах - Мария Баганова

Во время страстной влюбленности в молодую вдову Диану д’Андуан, прозванную «красавицей Коризандой», Генрих даже написал ей обещание жениться, причем сделал это собственной кровью. Красавица родила ему сына, но обещание король не сдержал. Мальчик не дожил до взрослого возраста.

Он обещал жениться и другой своей любовнице — Габриэль д’Эстре (1573–1599). Она стала любовницей Наваррского в 1591 году. По воспоминаниям современников, Габриэль была очень умной, образованной и практичной женщиной, именно она первой навела короля на мысль сменить вероисповедание, чтобы решить свои проблемы с Католической Лигой. Генрих был увлечен ею сверх всякой меры, любовники пользовались каждым удобным случаем, чтобы побыть вместе, а в случае разлуки писали друг другу нежные письма.

Она родила Генриху троих детей: Сезара, Екатерину Генриетту и Александра; всем им король пожаловал титулы герцогов. Сама Габриэль стала маркизой де Монсо и графиней де Бофор, впрочем, это не мешало сплетникам за глаза называть ее графиней-шлюхой. Это было зло и несправедливо: Габриэль действительно любила Генриха и старалась всячески ему помочь. Она налаживала связи через свою сестру и их многочисленных подруг-католичек, стремясь привести страну к миру. Генрих называл ее своим лучшим дипломатом и очень ценил.

Он действительно обратился к папе Клименту VIII с просьбой разрешить ему развестись с бесплодной Маргаритой де Валуа и заключить новый брак и подарил возлюбленной кольцо, которое было ему вручено при ритуале коронации. Все шло к свадьбе, Габриэль радовалась и твердила, что лишь Господь или смерть короля могут помешать ее счастью, но судьба распорядилась иначе. В апреле 1599 года у Габриэль вдруг начались преждевременные роды, и она умерла, произведя на свет мертвого младенца. Все были убеждены, что ее отравили либо Валуа, либо те, кто желал, чтобы король Генрих заключил иной брак — с Марией Медичи.

Генрих был безумно опечален! Он горевал… целых шесть дней. Спустя неделю монарх познакомился с Екатериной Генриеттой де Бальзак д’Антраг и был поражен не только ее красотой, а в значительно большей степени сходством с покойной Габриэль. Трудно сказать, состояли ли эти дамы в каком-то родстве, но внешне они действительно были схожи как сестры. Король тут же принялся добиваться взаимности. В отличие от д’Эстре д’Антраг не испытывала к нему никаких чувств, однако она не собиралась отказываться от выпавшего на ее долю счастья. Родители поддерживали честолюбивую и алчную дочь, помогая ей заманивать влюбленного Генриха. Ими был составлен документ с условиями, на которых Екатерина Генриэтта соглашалась стать королевской любовницей: сто тысяч экю, титул маркизы и письменное обещание жениться в случае рождения сына. Генрих согласился. Документ был подписан в октябре 1599 года, девушка получила титул маркизы де Верней, но сына она родила лишь в 1601 году, а к этому времени Генрих был уже женат на Марии Медичи. Семья д’Антраг тут же принялась называть младенца истинным дофином Франции и требовать развода короля с его второй супругой. Они даже впутывались в заговоры с целью убийства Генриха и возведения на престол его внебрачного сына.

Таллеман де Рео:

«У Генриха IV было великое множество любовниц; но в постели он бывал не слишком расторопен, а потому всегда носил рога. Острили, что его и на раз едва хватает. Г-жа де Вернёй назвала его однажды „Капитан Хочет, да не Может“, а в другой раз — ибо Королю доставалось от нее нещадно — она ему заявила, пусть, мол, радуется, что он Король, не то его вообще нельзя было бы выносить, до того разит от него падалью. Покойный Король, желая прикинуться шутником, говаривал: „Это я в батюшку пошел: потом воняю“».

«Полагаю, никто не одобрял поведения Генриха IV в отношении его жены, покойной Королевы-матери[16], когда дело шло о его любовницах; ведь поселять г-жу де Вернёй у самого Лувра (В замке Ла-Форс) и мириться с тем, что Двор из-за нее чуть ли не делится на два лагеря, было, по правде говоря, не политично и не слишком пристойно. Г-жа де Вернёй была умна, но и горда; она не питала никакого почтения ни к Королеве, ни к Королю; говоря с последним о Королеве, она называла ее „Ваша толстая баржа“ и как-то на вопрос Короля, что бы она делала, если бы оказалась в порту Нюлли в тот день, когда Королева едва там не утонула, ответила: „Я бы стала кричать: Королева идет ко дну!“

В конце концов, Король порвал с г-жой де Вернёй; она стала вести образ жизни наподобие Сарданапала или Виттелия, только и помышляла что о еде, об острых приправах и требовала, чтобы даже в спальне у нее стояла миска с едой. Она до того растолстела, что стала просто безобразна. Но ум никогда ее не покидал. Ее мало кто навещал. Детей у нее отняли; ее дочь воспитывалась вместе с королевскими дочерьми».

Генриетта изменяла королю и отзывалась о нем с крайним презрением, высмеивая его бессилие как мужчины. Генрих злился, негодовал, но продолжал любить ее, хотя и заводил других женщин. Из-за одной из них — Шарлотты-Маргариты де Монморанси, супруги принца Конде, увезенной ревнивым мужем в Бельгию, Генрих чуть было не начал военные действия. Война не началась только лишь из-за смерти французского короля от руки убийцы в 1610 году.

В этом заговоре подозревали как королеву Марию Медичи, так и семью д’Антраг.

Пьер Д’Этуаль:

«В пятницу 14 мая 1610 года около 4 часов вечера король в своей коляске без охраны, имея при себе только Эпернона, Монбазона и четырех-пятерых других, проезжал мимо св. Иннокентия в Арсенал. Когда его коляска благодаря заграждению пути дорожной повозкой и двухколесной телегой была принуждена остановиться на углу улицы де ла Фероньер, против нотариуса, по имени Путрен, король был безжалостно убит коварным и гнусным негодяем по имени Франсуа де Равальяк, уроженцем города Ангулема; он воспользовался данным случаем, чтобы нанести этот злополучный удар (он давно уже выжидал, находясь в Париже только с этой целью, и его величество предупреждали, чтобы он имел охрану, но он не придал этому значения). В то время как король внимательно слушал письмо, которое читал д’Эпернон, он набросился на него с яростью, держа в руке нож, и нанес последовательно два удара в грудь его величества; последний удар пришелся прямо в сердце, перерезал сердечную артерию и таким образом лишил этого доброго короля дыхания и жизни. Видя, что король истекает кровью, д’Эпернон покрыл его плащом; когда он и остальные убедились, что он мертв, они стали, как могли, успокаивать народ, сильно смущенный и взволнованный этим случаем, крича народу, что король только легко ранен и чтобы они ободрились; повернули прямо на каретный двор Лувра, и из коляски, в которой бедный государь весь плавал в крови, его извлекли мертвым, хотя один сплетник этого времени нагло напечатал рассуждение, в котором архиепископ д’Эмбрен исповедует и напутствует в Лувре короля, который, несмотря на то, что был вполне мертв, поднял будто бы глаза и руки к небу, свидетельствуя тем, что он умер христианином и добрым католиком. Это послужило причиной (и вполне основательной) к запрещению что-либо публиковать или печатать относительно смерти короля; это было объявлено по городу под бой барабанов».