Книга Айсберг - Клайв Касслер

Питт знал, что перешел порог физической чувствительности, шагнул к бесчувствию сумеречного сна. Но не окончательно. Тело его было мертво, боль исчезла, умерли все чувства, все человеческие переживания. Но он мог видеть, хотя вся панорама состояла из поросшей мхом земли в нескольких дюймах от глаз. И слышал: слух доносил рваные звуки, хотя никакого объяснения этому кашлю или хотя бы откуда он идет найти Питт не мог.

Неожиданно наступила тишина. Звук стих, остались только зеленые стебли, которые раскачивал ветерок. Что-то в пустыне, где он лежал, казалось необъяснимым.

Сверхчеловеческие, невероятные усилия потрачены зря, ответственность перед людьми, лежащими на дне ущелья, растворилась в пустоте. Питт ни о чем не думал, ничего не знал, не чувствовал, он отрекся от жизни и готов был умереть под холодным северным небом. Так легко сдаться и упасть в черную пропасть, откуда нет возврата. Но все-таки что-то в этой картине было неуместно, какая-то иллюзия разрушала концепцию смерти.

На миг в поле зрения Питта появились башмаки, пара обшарпанных, стоптанных кожаных башмаков, но потом они пропали, опять осталась только дикая трава. Потом призрачные руки перевернули его на спину, и он увидел лицо в обрамлении пустого неба, строгое лицо с голубыми, как это небо, глазами. Седые волосы вокруг широкого лба походили на шлем с картин фламандских художников. Старик за семьдесят, в поношенном свитере с высоким горлом, наклонился и дотронулся до лица Питта.

Потом, не говоря ни слова, с удивительной для его лет силой поднял Питта и перенес через гребень. Сквозь окутавшую сознание паутину пробилась мысль, какое чудесное совпадение, какое чудо — ведь это настоящее чудо — привело к тому, что его нашли?

В шаге от небольшого возвышения проходила дорога; он свалился на расстоянии плевка от узкого грязного проселка, параллельного окутанной белым туманом ледяной реке, текущей сквозь узкое ущелье из черной лавы. Но звук, который уловил Питт, исходил не от этой реки, а от работающего двигателя машины — битого, пыльного джипа английского производства.

Как ребенок, укладывающий куклу в коляску, старик-исландец усадил Питта на пассажирское сиденье.

Потом сел за руль и повел свою маленькую машину по извилистой дороге, время от времени останавливаясь, чтобы закрыть в изгороди ворота для скота — эти остановки стали частыми, когда джип выехал в пологие холмы, покрытые роскошными зелеными лугами; небо закрывали тучи ржанок, взлетающих при приближении машины. Наконец остановились у небольшой фермы с белым крыльцом и красной крышей. Питт освободился от поддерживавших его рук и ввалился в гостиную уютного маленького дома.

— Телефон. Быстрей! Мне нужен телефон.

Голубые глаза сузились.

— Англичанин? — медленно спросил исландец с сильным норвежским акцентом.

— Американец, — нетерпеливо ответил Питт. — Двадцать человек тяжело ранены и умрут, если им немедленно не помочь.

— На плато есть и другие?

Старик не скрывал изумления.

— Да, да! — яростно закивал Питт. — Боже, телефон. Где он у вас?

Исландец беспомощно пожал плечами.

— Ближайшая телефонная линия в сорока километрах отсюда.

Вал отчаяния захлестнул Питта, но отступил при следующих словах незнакомого старика.

— Но у меня есть радиопередатчик. — Он показал на соседнюю комнату. — Сюда.

Вслед за ним Питт вошел в маленькую, хорошо освещенную, но по-спартански обставленную комнату; в ней было всего три предмета мебели: стул, шкаф и сколоченный вручную стол. А на столе — блестящий передатчик, всего несколько месяцев как из сборки; Питт только дивился тому, что на далекой уединенной ферме используется такое современное устройство. Исландец торопливо подошел к передатчику, сел и начал поворачивать ручки и нажимать кнопки. Он переключил аппарат на передачу, подобрал частоту и взял микрофон.

Быстро произнес несколько слов по-исландски и стал ждать. Из громкоговорителя ничего не было слышно. Старик подстроил частоту и снова заговорил.

На этот раз ответили почти немедленно. Гонка со смертью заставила Питта напрягаться, как трос в ураган; забыв об усталости и боли, он расхаживал по комнате, пока его благодетель объяснялся с рейкьявикскими властями. Через десять минут объяснений и перевода Питт смог связаться с американским посольством.

— Где вас черти носят?

Голос Сандекера прозвучал громко, словно адмирал говорил от двери.

— Неважно. Как быстро можно собрать и переправить по воздуху команду врачей?

Наступило напряженное молчание, потом адмирал ответил. В голосе Питта звучала такая настойчивость, какую Сандекеру редко приходилось слышать.

— Команда военных фельдшеров готова подняться в воздух через тридцать минут, — медленно ответил он. — Может, объясните, зачем они вам понадобились?

Питт ответил не сразу. Он почти не способен был сосредоточиться. Исландец пододвинул стул, и Питт благодарно кивнул.

— Каждая минута, которую мы тратим на объяснения, может привести к чьей-нибудь смерти. Ради Бога, адмирал, — взмолился Питт, — свяжитесь с Военно-воздушными силами, пусть медиков погрузят в вертолеты и направят спасать жертв воздушной катастрофы. Подробности объясню потом.

— Понял, — без лишних слов ответил Сандекер. — Не отходите от передатчика.

Питт кивнул, на этот раз себе, и удрученно обмяк на стуле. Теперь уже недолго, подумал он, но есть ли время? Он почувствовал на плече руку, полуобернулся и криво улыбнулся старику с теплым взглядом.

— Я повел себя невежливо, — сказал он. — Не представился и не поблагодарил за то, что вы спасли мне жизнь.

Старик протянул длиннопалую, обветренную кисть.

— Голфур Андурссон, — сказал он. — Я главный хранитель реки Рарфур.

Питт пожал Андурссону руку, представился и переспросил:

— Главный хранитель?

— Да, проводник и хранитель. Мы работаем проводниками для любителей рыбалки и следим за сохранением экологии реки, как в вашей стране егеря, которые защищают естественные ресурсы внутренних обводненных земель.

— Одинокая, должно быть, работа…

Питт замолчал и ахнул от резкой боли в груди, от которой едва не потерял сознание. Он схватился за стол, стараясь не упасть.

— Идемте, — сказал Андурссон. — Я осмотрю ваши раны.

— Нет, — решительно ответил Питт. — Я должен оставаться у передатчика. Я не сойду с этого стула.

Андурссон колебался. Потом покачал головой, молча вышел и спустя две минуты вернулся с большой аптечкой и бутылкой.

— Вам повезло, — с улыбкой сказал он. — В прошлом месяце на реке рыбачил ваш соотечественник и оставил мне вот это.

И он гордо продемонстрировал бутылку канадского «Сиграмса». Питт заметил, что бутылка не распечатана.