Книга Просто любовь - Таммара Веббер

— Я давно не делал такого… Можно даже сказать, никогда.

— У тебя никогда раньше не было секса? — спросила я с недоверием, которое безуспешно попыталась скрыть.

Лукас взял меня за талию и, закрыв глаза, вздохнул:

— Был. Но эти женщины мало что для меня значили, и я почти ничего о них не знал. Случайные связи. И все. — Он поднял глаза.

— И так было всегда?

Лукас грустно улыбнулся и провел пальцами по моему животу, просунув их под ослабленный пояс джинсов.

— Да и этих связей было не очень много. В школе такое случалось со мной гораздо чаще, чем в последние три года.

Я не знала, что на это ответить. Я не могла ни на чем сосредоточиться, кроме его указательных пальцев, продетых в петли на моем поясе.

— Лукас, я сказала «да», и я действительно согласна. Я этого хочу. С тобой. Поэтому если у тебя есть… защита, то давай. Все нормально, — лепетала я, боясь повторения того, что произошло шесть дней назад. Я выдохнула и почти шепотом добавила: — Пожалуйста, не проси меня тебя остановить.

Лукас посмотрел мне в лицо. Я приподняла ноги, он стянул с меня джинсы и отбросил их в сторону, а потом снял свои и стряхнул с плеч рубашку.

— Я бы хотел, чтобы было лучше, чем нормально. Ты этого заслуживаешь.

Заглянув в прикроватную тумбочку и вытащив из коробки презерватив, Лукас устроился между моими ногами. Я тряслась, как в первый раз.

— Жаклин, ты дрожишь. Может быть…

Я приложила дрожащие пальцы к его губам.

— Нет, просто немного замерзла, — сказала я, про себя добавив: «И страшно нервничаю».

Лукас вытащил из-под нас одеяло, и мы укрылись. Он прижал меня телом и с силой поцеловал, а потом взглянул мне в глаза и, проведя пальцами по моему лицу, спросил:

— Так лучше?

Я глубоко вздохнула. От его прикосновения все страхи рассеялись. Теперь я чувствовала еще большее нетерпение, чем несколько минут назад на кухне.

— Да.

Лукас потрогал мои волосы, одновременно гладя большим пальцем кожу у меня на виске. Его лицо было так близко, что я видела каждую прожилку глазного яблока.

— Ты в любой момент можешь меня остановить, — сказал он тихо и мягко. — Но сегодня я тебя об этом не попрошу.

— Ладно, — сказала я, приподнимая голову, чтобы добраться до его губ, и хватаясь обеими руками за твердую мускулистую спину.

Когда я провела пальцем ему по позвоночнику, он, уже больше ни в чем не сомневаясь, снял то немногое, что еще было на нас надето, и после нового энергичного поцелуя вошел в меня. Если бы на его месте был Кеннеди, все закончилось бы через несколько минут.

Последней связной мыслью, промелькнувшей у меня в мозгу, пока Лукас ласкал и целовал мое изгибающееся тело, было: «И стоило этого так бояться…»

* * *

Мы лежали, уютно устроившись под одеялом, и смотрели друг на друга. Я следила за его взглядом, который медленно скользил по моему лицу — как будто он старался запомнить каждую черточку: форму уха, рта, подбородка, линию шеи, изгиб выглядывающего из-под одеяла плеча.

Наконец он снова посмотрел мне в глаза и, не отрываясь от них, поднял руку, чтобы прочувствовать мое лицо еще и на ощупь. Проводя пальцем по моим губам, он на секунду задержался там, где они смыкались. Я сглотнула и стала сосредоточенно дышать. Лукас перевел взгляд на мой рот и долго смотрел, а потом, положив руку мне на шею, привлек к себе и стал целовать так мягко, что сначала я едва ощущала его прикосновения. Но через несколько секунд меня охватила пронзительная нежность и я почувствовала, как искра пробегает от губ к самым кончикам пальцев.

Я вздохнула, и мое дыхание смешалось с дыханием Лукаса. Он отвернул одеяло, уложил меня на спину и, подперев щеку рукой, стал рассматривать мое открытое до пояса тело. Я должна была бы замерзнуть, но под его взглядом коже было тепло.

— Хочу нарисовать тебя так, — сказал он, водя пальцем по моей ключице. Его голос был нежным, как и прикосновения.

— Надеюсь, на стену ты это не повесишь?

Он улыбнулся:

— Очень бы хотелось, но, так и быть, не повешу. Я несколько раз тебя рисовал, и далеко не все висит на стене.

— Правда?

— Угу…

— А ты мне покажешь эти рисунки?

Кусая нижнюю губу, он провел теплыми руками по изгибам моей груди, а потом пробежал по ребрам и, остановившись на талии, притянул меня ближе.

— Прямо сейчас?

— Можно немножко позже, — сказала я, глядя ему в глаза, пока он накрывал меня собой.

— Хорошо. — Он спустился ниже. — Тогда перед этим я хотел бы сделать еще кое-что.

* * *

Шлепая босыми ногами по полу, он в одних трусах направился на кухню. Входная дверь открылась и закрылась, и через секунду я услышала его тихое бормотание, заглушаемое настойчивым мяуканьем Фрэнсиса. Вскоре Лукас вернулся с высоким стаканом молока и тарелкой брауни.

Передав мне печенье, он отпил из стакана и поставил его на прикроватную тумбочку. Я села, придерживая простыню на груди, и стала наблюдать за его передвижениями по темнеющей комнате. Он включил настольную лампу и взял один из нескольких блокнотов, лежавших стопкой на краю стола.

Когда Лукас повернулся ко мне спиной, я увидела между лопатками витиеватый крест, расположенный так, чтобы футболка полностью его закрывала. Вокруг были какие-то строки — слишком мелкие и явно не предназначенные для чтения на расстоянии, как и стихи на боку. Ниже лопаток татуировок не было. Обернувшись, Лукас заметил, что я его разглядываю. Поскольку я не успела вовремя отвести глаза, теперь уже было глупо скрывать, как мне приятно смотреть на него.

Он забрался на кровать, сел позади меня, подсунув подушки себе под спину, и под одеялом обхватил ногами мои бедра. Я, откинувшись, прислонилась к его груди и принялась за печенье, а он начал листать блокнот. На некоторых страницах были только легкие линии, едва намеченные очертания, а на других — подробно проработанные пейзажи, изображения людей и предметов. Несколько рисунков Лукас закончил и подписал, но незавершенных было больше.

Наконец он открыл первый набросок, который сделал с меня (видимо, на лекции, еще до моего разрыва с Кеннеди): я сидела, облокотившись на стол и подпирая подбородок рукой. Я взяла у Лукаса блокнот и сама стала медленно переворачивать страницы. Рисунки: два самых старых университетских корпуса, парень на скейте, нищий, о чем-то разговаривающий с парой студентов на окраине кампуса, — показались мне очень умелыми. Они перемежались с подробными изображениями каких-то машин и деталей.

Листая блокнот, я нашла еще один свой портрет — крупный план: только лицо и линия волос. Судя по дате, нацарапанной в нижнем углу, рисунок был сделан за две-три недели до того, как Кеннеди меня бросил.