Книга Альфа-женщина - Наталья Андреева

– Я не понимаю.

Я и в самом деле не понимала. Это похоже на фантастику. Он предлагает мне сделать то, о чем я мечтаю, да еще за деньги! Потому что Максим заговорил о деньгах:

– Мой съемочный день стоит несколько тысяч долларов. Я работаю триста шестьдесят дней в году. У меня куча денег даже сейчас, когда на дворе кризис. Если надо купить свидетелей, я куплю. Надо уложить в постель, если это баба – уложу. Кстати, вы меня хотите?

Какое-то время я боролась с искушением, а потом отвела глаза:

– Вы сумасшедший.

Я даже не дышала. Это так классно! Передо мной сидит авантюрист, такой же, как я. Вот почему мне с ним так легко. И с какой легкостью он предлагает свое тело в обмен на то, что ему, видимо, до зарезу нужно! Я не сомневаюсь, что постельную сцену он отработает как надо. Мое сердце зашлось от восторга. Это мой мужчина! Абсолютно мой! Только бы его не спугнуть.

– Я нормальный, – произнес он с усмешкой, откинувшись на спинку стула. – Просто я мертвый. Понимаете?

– Нет.

– Вы читаете желтую прессу?

– Иногда.

– Впрочем, я сделал все, чтобы об этом молчали. Хорошо, я расскажу вам все, – решился он. – Если после этого вы захотите иметь со мной дело – я ваш. Только помогите упрятать этого гада за решетку.

– Что он совершил?

– Светлана моя вторая жена. А до нее была Катя. – Он сказал это с такой нежностью, что я поняла, насколько он ее любил. О чем это я? Да он ее любит до сих пор! – Я был никому не известным актером, она тоже служила в театре, как и я, что-то там играла на заднем плане. Но она была очень талантлива, и я считал, что не меня, а именно ее ждет блестящая актерская карьера. Мы познакомились в Щуке и на последнем курсе поженились. По сравнению с тем, что я сейчас имею, у меня не было ничего. Съемная квартира, маленькая зарплата, проездной на метро вместо крутого джипа, но я был счастлив. Каждую ночь она засыпала на моем плече, мы вместе строили планы, мечтали поехать на юг. И, знаете, поехали. – Он оживился. Воспоминания о Кате вернули ему жизнь. – После этой поездки она забеременела. Об аборте речи не шло, ведь мы любили друг друга. Мечтали иметь много детей, – сказал он с тоской. – Катя была совсем не такая, как другие актрисы. Для нее никогда не стоял выбор: семья или карьера. Конечно, семья! В общем, мы ждали ребенка. И в этот черный для меня день… – Он внезапно замолчал, а потом заговорил отрывисто, скупо: – В общем, я был на службе. А она пошла в магазин. И на переходе этот гад… Удоев… На джипе… Пьяный…

– Понимаю: насмерть.

– У нее не было шансов. Кто видел наезд, не может об этом спокойно говорить. Я понимаю, что было страшно. За это не то что сажать, убивать надо! Сбить беременную женщину! На переходе! Но он же б… депутат! – голос Максима сорвался.

В этот момент к нему и подскочили две девицы:

– Извините, вы Максим Калиничев?

Я, видя, что его трясет, положила свою ладонь на его огненную руку и легонько ее сжала:

– Спокойнее.

– Да, что вы хотели? – Он поднял на девиц свои мертвые глаза.

– Э-э-э… автограф.

– Где?

Блондинка с готовностью распахнула джинсовую курточку:

– Вот здесь!

Максим нехотя взял протянутый ему маркер и широко расписался поверх алой надписи «I love Moskow». Блондинка завизжала от восторга, а рыженькая закричала:

– И мне, и мне! – И задрала свою футболку до подбородка.

– Где расписаться? – равнодушно спросил Максим, словно не замечая налитую девичью грудь с пикантной родинкой в форме сердечка.

– Вот здесь! – девчонка ткнула пальцем в кружевной лифчик, в завитушку, прикрывающую сосок.

– Хорошо, только никому не говорите. Уходите тихо. – Максим равнодушно испортил дорогое нижнее белье и вернул маркер блондинке.

– Господи, какое счастье! – застонали обе.

– Представляешь, сколько мне дадут за этот лифчик, когда я выставлю его на аукцион в Инете? – услышала я, когда они уходили.

– Лифчик, на котором расписался Калиничев!

Повизгивая от восторга, они исчезли в дверях кинотеатра. Мы с Максимом какое-то время молчали.

– Секс-символ, – вдруг горько сказал он. – А я просто трус. Я повел себя как трус, когда Катю убили… Удоев вышел из машины, говорят, от него сильно пахло спиртным. Он спросил: «Что с ней?», как будто не видел. А когда услышал, что после такого не выживают, сел в свой джип и уехал. Потом приехали менты. Сначала в бумагах все было, как надо. Я даже не забеспокоился. У меня случился шок, когда мне сказали, что дело о наезде закрыто. Во-первых, моя жена, мол, сама виновата. А во-вторых, у господина Удоева иммунитет. Депутатская неприкосновенность, которая распространяется в том числе и на уголовные дела. Запись с уличной видеокамеры пропала. Свидетели начали исчезать один за другим.

– Как так: исчезать?

– Да не убивал их никто, – махнул рукой Максим. – Просто менты прессовали. Протокол с места происшествия подменили другим. По нему получалось, что Катя переходила дорогу в неположенном месте. Я носился как угорелый. Уговаривал, упрашивал… Все отводили глаза. Кто я и кто Удоев? Бывший дипломат, депутат! Понимаете, если бы у меня тогда были деньги… А зачем они мне сейчас? Вот я и предлагаю их вам. За то, чтобы Удоев сел. Как, это вы сами придумайте. Хотите меня – берите меня. Господи, знали бы вы только, как мне стыдно! Я должен был его убить, – глухо сказал он. – Я должен был поступить как мужик. А я утерся и отошел. Говорят: время лечит. Ни хрена оно не лечит! А я… Я просто дерьмо.

– Вы ответили жизнью за жизнь. А не смертью. У вас недавно дочка родилась. И я считаю, что это правильно. Скажите, вы нарочно женились на дочке ректора Курбатова?

– Что значит нарочно?

– Готовились свести счеты.

– Случайность, – поморщился он. – Знаете, когда я Катю похоронил, мне как поперло! Позвали на главную роль в сериал. И – бац! Он бьет рейтинги! Бабы просто с ума сходят. Журналисты повалили. Один глянец, другой. А я – мертвый. Не понимаю: чего все от меня хотят? Режиссеру хамить начал. С продюсером сцепился. Слух пошел: Калиничев звезду дал. Выходит, цену себе знает. И посыпались предложения! Чем я хуже, тем ко мне лучше. Пиар просто накрыл. Мимо газетных киосков стал бояться ходить. Повсюду – мое лицо либо фамилия крупными буквами. Маразм какой-то! Достали меня! Я понял: народ любит, когда на него орут. Хамят ему. Когда наглеют. Поклонницы под окнами лагерь разбили. Как же! Молодой, богатый и холостой! Я прятался от них, в парике ходил. Мне бы поплакать в тишине, в одиночестве о Кате, а они под окнами серенады поют. Орут: «Максим! Максим!» Господи-и-и… – он закрыл ладонями лицо. – Что я только не делал. Одно время просто смерти искал. Сам сложнейшие трюки, без каскадеров выполнял… Думал – сорвусь в пропасть. Колесами меня раздавит. Везет же некоторым. А я как заговоренный. Желтая пресса слюной истекла: «Калиничев – супергерой!» Вот за что?