Книга Когда герцог вернется - Элоиза Джеймс

Наконец он поднял голову.

— Видишь? — спросил он, имея в виду спазм в горле, из которого наружу рвался крик. — Мы еще не понимаем.

Исидора открыла глаза — такие милые, чуть затуманенные.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она дрожащим голосом.

Симеон заставил себя откатиться в сторону и сесть.

— Мы ничего не знаем о телах друг друга, — бросил он через плечо. Если он не отвернется от нее, то не выдержит и вновь овладеет ею. — Нам надо практиковаться.

— Практиковаться? — Голос у Исидоры стал хриплым и чуть раздраженным. И это ему нравилось.

— Может, сегодня ночью. — Все еще не глядя на нее, Симеон надел рубашку. — Если нам захочется.

Она зашевелилась и неожиданно села. А потом сказала такое, чего он вовсе не ожидал услышать от воображаемой нимфы с хрипловатым голосом.

— Симеон! — завопила она. — Что ты наделал?!

Симеон резко повернулся.

— Что? — не понял он.

Она с ужасом смотрела на свои ноги.

— Ты… ты помочился в меня? — Исидора сглотнула. — В меня?!

— Это не моча. Разве никто не рассказывал тебе о том, что происходит с мужчиной?

— Моя тетушка забыла упомянуть об этой очаровательной детали, — съязвила Исидора.

— Это всего лишь небольшое количество жидкости, содержащей мою часть будущего ребенка, — объяснил он.

Исидора продолжала смотреть на свои ноги, теперь стыдливо прикрытые одеялом.

— Ночью я тебе все покажу, — пообещал он.

— Что покажешь? — с подозрением спросила Исидора.

— Как функционирует мое тело.

По правде говоря, он думал о том, как Исидора прикасается к его телу. Кажется, даже в это мгновение ее глаза были прикованы к нему.

— Я могу показать тебе все, не занимаясь любовью, — осторожно произнес он, встречаясь с ее глазами, которые она наконец подняла на него. — Если уж тебе это не доставило большого удовольствия.

— Тебе тоже! — бросила Исидора в ответ.

— Мы постараемся добиться успехов.

— Ну конечно, — кивнула она. — Хорошо.

— Сегодня ночью, — повторил Симеон и стал одеваться.

Глава 34

Вдовий дом

3 марта 1784 года

Сегодня ночью? Что он хотел сказать? Исидора не была уверена в том, что ей захочется так скоро снова заняться любовью. Она испытывала легкую боль. И чувствовала себя немного странно. Даже слегка разочарованной, что вообще нелепо. К тому же Годфри вечером возвращался от викария, стало быть, у них не будет возможности уединиться. Конечно, Годфри будет спать в гостиной вдовьего дома. Исидора не хотела, чтобы кто-то оставался в Ревелс-Хаусе до тех пор, пока стражники мертвых не уедут в Лондон.

Она вышла прогуляться. Был один из тех дней, когда кажется, что весна уже полностью вступила в свои права, однако на самом деле она еще только начиналась. Воздух был полон чудесных ароматов, светило солнце. Большой терн в саду уже зацвел, и повсюду вокруг него были разбросаны семена, словно какой-то шаловливый ребенок, кружась на месте, кормил птиц и кидал вокруг себя корм.

Симеон должен быть хорошим мужем. Он рассудителен и заботлив. А его печальная улыбка заставляла ее млеть от нежности. И он так хорош, так любвеобилен, когда теряет над собой контроль, как это было, когда он признался, что не знает, как вести себя дальше. Прошедший день — прекрасный тому пример. А еще Симеон признался, что их первая близость дала им далеко не все, что могла дать. Надо сказать, он был невероятно привлекателен, когда…

Исидора остановилась. Должно быть, легко любить мужчину, который признает свои ошибки и сбрасывает с себя одежду, осознав, что он смутит ее. Когда Симеон ведет себя спонтанно, сопротивляться ему невозможно.

Однако когда она дает волю воображению, он теряет голову. Сначала Симеон кричал, а потом целовал ее. Иными словами, он потерял над собой контроль.

— Само собой, Годфри будет пока жить во вдовьем доме, — сказала Исидора дворецкому, вернувшись с прогулки. — Я уверена, что в большом доме еще слишком плохой воздух, а он ведь растет. К тому же мы вывезли всю его мебель, — добавила она. — Уложим его спать в гостиной.

Хонейдью и бровью не повел, узнав, что герцог, разумеется, будет спать с женой. Конечно, Симеон слегка прищурится, услышав, как она распоряжается его жизнью, однако золотая середина не позволит ему слишком громко возмущаться этим.

Ха! Вот что сказал бы ее отец. Иди налево или направо. Вверх или вниз…

Исидора не смогла сдержать усмешки, вспоминая тело мужа. Путь вниз не выбрал бы ни один достойный английский джентльмен. Однако даже при мысли о его фигуре кожа Исидоры покрылись мурашками и ей стало не хватать воздуха.

Когда он наклонился к ней, его глаза затуманились и потемнели. Можно было даже подумать, что в них появилось страдальческое выражение.

Исидора вновь принялась раздумывать о том, что имел в виду Симеон, обещав показать ей, как функционирует его тело. Функционирует? Да она и без всяких объяснений знает, как именно. Например, одна его часть увеличивается и напрягается.

Тело Симеона длинное и худощавое, как у человека, который может пробежать двадцать миль, чтобы спасти любимую. У человека, который может справиться с негодяями, даже не запачкав рук.

Да, она, возможно, захочет узнать, как функционирует его тело.

Подумав об этом, Исидора улыбнулась.

Именно ее улыбка невероятно раздражала Симеона за ужином. Исидора смотрела на него как-то по-особенному, и в результате, не в силах прекратить это, он почувствовал, что его сотрясает дрожь. Мелкая, но дрожь.

Он дрожит!

Симеон вспомнил было про золотую середину, но тут же отогнал от себя мысли о ней. Они кажутся совершенно неуместными, когда Исидора находится рядом с ним, а в ее глазах светится радость, ее волосы так мило кудрявятся, и она порой бросает на него та-акие бесстыдные взгляды…

Ему было приятно думать, что, когда Исидора так улыбается, она думает о нем. О близости с ним.

Так что пытаться совладать с собой бессмысленно. Особенно если представить, что Исидора думает о чем-то еще.

Ко всему прочему Симеону понадобилось все его самообладание, чтобы поддерживать за ужином спокойный разговор. Исидора не надела соблазнительного платья вроде того, в какое она облачилась, когда они втроем ужинали в прошлый раз. А сам он был в бриджах, а не в своих неприличных штанах. На этот раз чулки не так уж раздражали его, и, возможно, это признак того, что он постепенно превращается в истинного джентльмена. Но ни один истинный джентльмен не может так сгорать от страсти, как сгорает он. Единственное, что ему хотелось, — это уложить в постель милую, нежную Исидору.