Книга Меченосец - Валерий Большаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таясь, Олег прошел в дом. Планировка была проще некуда – сплошной темный зал по всей длине, как у русов на севере. Крыша была собрана без потолка, балки и стропила будто черным мехом поросли – это висела сажа. Дальний угол зала перекрывал помост – полати сразу на дюжину человек. Хозяйская постель отгорожена серой тканиной. Сундуки из ровного тесаного дерева, высокие и низкие корзины, лубяные и берестяные короба, глиняные амфоры загромождали все проходы.
Свет шел через дымогоны, прорезанные в крыше, и от трех очагов, горевших под ними.
– А чего это очаги запалены? – насторожился Хурта.
«Или для тепла, или для свету», – мелькнуло у Олега. Но кто ж топит, когда на дворе плюсовая температура?
В то же мгновение свету стало поменьше – изо всех проходов показались крепкие ребята, в перекрестьях ремней – перевязей мечей и колчанов.
– Так вот чего ворота открытыми держали! – протянул Турберн.
– Гостей ждали! – ухмыльнулся Стегги Метатель Колец, поигрывая любимым скрамасаксом.
– Ты Ильдибада видишь? – спросил князь Хурту.
– А вон тот, что в шлеме-наплешнике!
Боевой Клык разглядел Грозного, низкорослого и широкоплечего, и пошел к нему, бросив через плечо сыну Идара:
– Переводить будешь! – и тут же загремел на весь дом: – Где наше добро, огузок дрисливого гуся?!
Хурта громко и с удовольствием перевел. Древляне даже растерялись – они же обложили чужаков, окружили их, осталось только перебить, а эти еще и голос повышают!
Некто, источающий зловоние, сунулся к князю слева. Клык нанес пушечный удар ногой, и Олег разобрал хруст кости. Чуть после – глухой шум падения. Больше звуков не раздалось – сломанные ребра проткнули сердце вонючки.
Звон и лязг скрестившихся мечей донесся сзади, но князь не обернулся, выцеливая Чагода. Однако сын Агила не рвался в бой – победительная улыбка на лице его стала блекнуть.
– Спали тебя Перун! – буркнул Малютка Свен, появляясь слева. Меч его был замаран в крови.
Справа возник Фудри, примеривая трофейный меч – по руке ли?
– А ничего так, сподручно, – заметил он, явно играя на нервах древлян. Ведь прежний хозяин меча совершил невыгодный обмен – отдал клинок за свою смерть.
Олег не внес пока своей лепты в дело победы, но очень скоро ему представилась масса удобных случаев – родовичи бросились всей толпой, крича, размахивая холодным оружием. Они мешали друг другу, орудуя топорами и мечами, и князь Инегельд не стал пробиваться во двор, где их могли окружить. Наоборот, он стал отступать.
– Хурта! – крикнул Клык, отбиваясь от плотного Мурата, махавшего топором так, будто дрова колол. – Амфору с маслом не видать?
– Видать... – пропыхтел Славин, отталкивая ногой верткого Окула и добавляя ему заимствованным щитом. Острый умбон – навершие щита – проломил сыну Чагода ключицу. – Вон та корчага, слева от тебя!
Инегельд рубанул Мурата по ноге и добавил кулаком в сытую морду. Мурат сгинул, кувыркнувшись за тяжелый ларь. Но еще трое родичей напирали на князя, а хитроумный Грозный вперед не лез – подбадривал своих, прячась за спинами.
Боевой Клык подцепил ногой указанную корчагу-амфору, крутанул ее и отпасовал в очаг. Увесистый сосуд, полный дорогого оливкового масла, привозимого из Херсонеса, разбился о камни, ограждавшие очаг, и пламя полыхнуло как следует, огненной волной прихлынуло к ларям, подпалила серый занавес. Затрещала стопа циновок из тростника. Стало светло как днем.
Древляне оторопели: ловушка, которую они устроили светлому князю и его команде, оборачивалась не легкой победой, а тяжелым поражением.
– Я ж говорил! – гулко захохотал Свен. – Перун вас спалит! Ему только подскажи!
Одной рукою он смел в огонь кипу каких-то одежек, другой подбросил сухих банных веников – огонь загудел, радуясь новому угощению. Следом полетел кто-то из родовичей. Обжегшись, он завизжал и, не взвидя света, бросился прямо на Олега. Сухов любезно посторонился, а родович угодил на меч Суры, сына Чагода.
Грозный злобно заверещал, подзывая деток. Втроем они выскользнули из горящего дома – Чагод с Сурой волокли с собою подраненного Мурата. Во дворе их догнал Окул.
– За ними! – крикнул Боевой Клык.
Теперь ему уже никто не мешал – жители града кинулись тушить пожар. Лишь двое неизвестных в кожаных штанах и безрукавках мехом наружу прикрывали отступление Грозного.
Одного, походя, долбанул Турберн, другого уделал Стегги.
В конюшне поднялось ржание и топот – из ворот ее вынеслась верхом целая компания – Чагод и сыновья. Все четверо волокли за собой по паре вьючных лошадей.
Олег бросился наперерез и вскочил на вьючную лошадь, что неслась, выпучив глаза, сразу за жеребцом Мурата. Уцепившись за гриву левой рукой, Сухов махнул мечом и перерубил «буксир».
– Тпр-ру-у! – заорал он, осаживая коняку. – Приехали!
Оглянувшись, он увидел, что его примеру последовал Фудри. Сияя, как новенький динар, Москвич гордо вел под уздцы лошадь, навьюченную двумя чувалами с «мягкой рухлядью» – сырыми мехами, вонючими, но зело дорогими.
– Вот же ж, – засмущался Свен, – не поспел я!
– И слава богам, что не поспел, – серьезно заметил Ивор, – ты бы тогда точно хребет лошади переломал. Она и так нагружена, а тут ты еще со своей тушей.
– Уходим! – сказал князь и побежал к воротам. Следом поспешал Фудри, волоча за собой лошадь. Турберн с Хуртой прикрывали отход, хотя никто и не собирался на них нападать. Воинов в крепости осталось мало, и они были заняты более важным делом – тушили пожар.
Мимо, фыркая, проскакали несколько коней, еще не оседланных, под одними попонами – решили прогуляться за всеми за компанию.
Вьючные лошади были свежими, и Олег погонял свою до самого леса. Там уже вскарабкался на своего гнедка и спросил Хурту:
– И куда этот Чагод, в смысле Ча-гад, поскакал, ты имеешь представление?
Славин почесал в затылке.
– Судя по всему, – солидно сказал он, – Грозный и не собирался задерживаться в крепости. Стало быть, у него было на примете более надежное место. А тут одно такое – Запретный Град, где храм богу Сварогу. Там все купцы из древлян золото и серебро хранят...
– Ты сказал – Запретный. Почему это?
– Ну, это раньше запреты были наложены, а ныне попасть туда просто сложно, уж больно дорога опасна.
Князь кивнул и обратился к Хурте:
– Показывай эту опасную!
Сын Идара крякнул, потер грудь рукою, соображая, и вжал пятки коню в бока, понукая того к скачке.
Олег порысил рядом.
– Что-то я не понял, – сказал он, – насчет купеческих захоронок. Древляне-то ладно, не тронут, а степняки? Храм для них не препона!