Книга Орфей и Ника - Андрей Валентинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снова молчание, затем невнятный голос, нараспев читающий чужие странные слова. Легкий шум – и вновь тишина…
Пустельга достал очередную папиросу, но понял:
времени уже нет. Теперь – его черед.
Портьера колыхнулась, пропуская «черного». Пустельга понял и вышел сам. В церкви кое-что изменилось. Часть свечей погасла, лишь в центре остался небольшой круг света, все остальное покрыла тьма.
Сергей оглянулся, пытаясь найти тех, с кем говорил Филин, и тут же заметил: оба постамента уже не пусты. На каждом из них неподвижно лежало тело, покрытое черной тканью. Первая мысль была самой страшной, но Сергей одернул себя: нет, Агасфер не станет их убивать. Он задумал что-то иное! Но что?
Его подвели к камню. Теперь он наконец-то смог взглянуть на него: обычный камень, неровный, грубо сколотый с боков. Правда, наверху чья-то умелая рука вырезала странный рисунок – черепаху с перевернутой пятиконечной звездой на спине…
– Теперь поговорим… – Агасфер встал, черный силуэт чуть выступил из тени. – Вы, Сергей Павлович, все-таки не верите мне до конца…
Пустельга молчал. Отрицать не имело смысла.
– Вы думали, что на балконе вас нельзя услышать? Что ваши выдумки с ключами пройдут незамеченными? Раньше, до болезни, вы были не так наивны, старший лейтенант Пустельга!
Филин знал и это. Что ж, карты раскрыты. Лучше ужасный конец…
– …Но я не обижаюсь. В вас говорит болезнь. Вы ненормально воспринимаете мир, Сергей Павлович, иначе не стали бы изливать душу врагу народа, который ненавидит вас, может, больше, чем меня…
Хотелось возразить, спорить. Нет, Сорок Третий не держит зла, он, кажется, понял… Но Сергей промолчал: к чему?..
– Уверен, прежний Пустельга повел бы себя иначе. Но вы работали честно и даже проявили невиданное благородство, не донеся на меня товарищу Сталину… Или, быть может, редкий ум, что тоже похвально. Я сдержу свое слово и попытаюсь вам помочь. Но сначала о вашей болезни…
Темный силуэт двинулся, Агасфер шагнул вперед, и Сергей наконец-таки смог рассмотреть Филина. Тяжелый черный плащ, глухой капюшон – даже здесь Агасфер скрывал свой лик…
– Это можно назвать болезнью, можно иначе. Чтобы упростить, скажем: вы потеряли душу. Ту самую, которую мы оба как материалисты отрицаем. Остановимся на этом термине для простоты. Плохо не только то, что вы забыли самого себя. Увы, это не все. Вы даже не сможете умереть, а это пострашнее подвалов товарища Ежова. Вы станете тем, кого люди называли «не-мертвыми»… Но я обещал… Если повезет, вы снова станете самим собой. Если нет – умрете, как умирают люди. В любом случае вы снова станете человеком. Согласны?
– А у меня есть выбор? – Непонятные слова прошли мимо сознания. Да, он потерял душу. И не тогда, когда ему ввели проклятое изобретение номера Тридцать Первого – ВРТ. Сергей потерял ее раньше, когда пошел в «малиновые» – – служить таким, Как Филин. Что ж, умереть как человек – тоже неплохо…
– Вы уже поняли, Сергей Павлович, выбора у вас нет. Для того чтобы продолжать этот… опыт, нужна кровь – ваша. Почему – объяснять долго, да и не это главное. Не жалейте ее, она уже отравлена. Пустельга невольно усмехнулся: он еще боялся стать упырем! Вот они, упыри! А он служил им…
– Быть может, нам не увидеться в этом мире. Сергей Павлович, я не хочу, чтобы вы ушли ожесточенным, с ненавистью. Подумайте, я ли виноват в вашей беде? Я не пытался вас погубить, напротив, спас от гораздо худшего и, быть может, сумею помочь вновь стать, человеком. Я вам не лгал… Сергей пожал плечами. Может, и правда. Лгали другие, убедившие его защищать народ в рядах ежовской рати. Не Филин – кто-то иной приказал ввести Пустельге ВРТ. Но над всеми стоял все тот же Филин – неотступная тень желтоглазого Вождя. Да только к чему спорить?
– Я никого не виню, товарищ Иванов. Кончайте скорее…
Тень вновь отступила куда-то вглубь, зато приблизился тот, в черном балахоне. Из-под нелепой темной шапочки недобро блеснули раскосые глаза. И этот – тоже… Странную гвардию завел себе товарищ Иванов…
С него сняли шинель, поставив у самого камня. Чья-то рука рванула ворот гимнастерки. Затрещала ткань. Пустельга, затаив дыхание, ждал удара ножом, надеясь не закричать, умереть молча. Но случилось иное. Узкоглазый в черном халате взмахнул рукой – легко, даже не прикасаясь. От боли замерло дыхание. Кожа на груди лопнула, словно по ней полоснули бритвой. Хлынула кровь – потоком: рана, очевидно, была глубока. Сергей зашатался, но устоял, глядя, как окрашивается красным вырезанная на камне черепаха. Наконец Пустельгу шатнуло, и он медленно осел на холодный пол.
Он все еще был жив, чувствуя, как его тело приподнимают, волокут по земле. Затем что-то коснулось лица. Пустельга еще успел удивиться, но тут же понял: его накрыли черным полотном, как и тех, на каменных возвышениях. Откуда-то издалека доносились странные, непонятные слова, словно его уже отпевали. Сергей вдруг ощутил, что начинает вспоминать нечто важное, совершенно необходимое, он почти у цели… Тут мягкая вязкая тишина затопила сознание, и все погасло…
Ученик спросил учителя: «Где искать святыни Пачанга?..» Господин Чжао произнес это по-китайски, и Чифу понадобилось несколько секунд, чтобы понять сказанное. Очевидно, вслед за этим должен был следовать ответ, но фольклорист не стал продолжать и замолчал, угрюмо глядя в яркое весеннее небо. На сам Пачанг, вернее на то, что от него уцелело, смотреть ему явно не хотелось. Чифу было тоже не по себе: от города остались только закопченные руины. Пачанг исчез, оставив после себя лишь страшный почерневший скелет. Пожары отгорели, но в воздухе все еще стоял горький запах гари, сапоги ступали по пеплу и потемневшей щебенке, в небе над городом исчезли птицы: вить гнезда стало теперь негде.
Косухин расположил свой «штаб» на главной площади, неподалеку от развалин дворца. Бойцы сложили вещи, оставив небольшой караул, здесь же находились господин Чжао, не пожелавший обследовать руины, и сам Чиф. Его, конечно, тянуло самому обойти город, но положение обязывало. К товарищу Хо то и дело подбегали разведчики, сообщая одно и то же: вокруг руины, пепел, и никого – ни живых, ни мертвых…
До Пачанга пришлось идти два дня. Можно было поспешить, но вначале шли с оглядкой, опасаясь засады. Уже к вечеру осмелели: равнина оказалась совершенно безлюдной. Войско, штурмовавшее город, исчезло. Пустота равнины озадачивала: сгинули не только солдаты, пропали деревья, обуглились камни, землю покрыл легкий серый пепел. Что-то страшное случилось здесь. Чиф все время вспоминал вышку у горизонта, пытаясь сообразить, что могло вызвать взрыв. Даже целые вагоны авиабомб не в силах сотворить такое – не разрушить, а просто испепелить.
К тому месту, где когда-то находился Пачанг, подошли под вечер и сразу поняли: можно не спешить. Над обугленными камнями еще поднимались клубы дыма, но всюду стояла страшная, оглушающая тишина. Никто не стонал, не плакал, не звал на помощь. Товарищ Лю, опасаясь подвоха, решил подождать, но, когда на следующее утро вернулась разведка, все стало окончательно ясно. Город погиб, исчезли его защитники, сгинули и те, кто пытался взять священную твердыню. Спросить некого: ни в Пачанге, ни в окрестностях не удалось встретить ни единой живой души.
