Книга Тайга шумит - Борис Петрович Ярочкин

из-за стола, протянул руку. — До свидания, Михаил Александрович, желаю вам хорошо-хорошо отдохнуть!

— Благодарю, — растерянно пробормотал Заневский и вышел из кабинета, разминувшись в приемной со Столетниковым и не заметив его. Заневского ошеломило решение нового директора, так спокойно принявшего его просьбу. Он ожидал, что Леснов откажет, станет упрашивать, может быть, даже извинится за резкие выступления на собрании и бюро — слишком уж был резок! Тогда было бы легче, и он знал бы, что им дорожат, что он нужен леспромхозу.

Теперь ему уже хотелось забрать свое заявление, он пожалел, что поторопился.

«Значит, надо уезжать отсюда. А куда ехать? В трест? Ах, все равно, главное — уехать. На новом месте по-новому и работать начну».

Он быстро сбежал по ступенькам крыльца и зашагал к дому, словно сейчас же должен был уезжать.

— Куда он так торопится? — спросил Столетников. — О чем вы говорили?

— Уволиться хочет.

— А вы?..

Павел протянул заявление с резолюцией, и замполит покачал головой.

— Зря… А кто командовать лесоучастком будет? Думаете, трест пришлет человека?

— Не думаю, — задумчиво ответил Павел. — Там был на эту тему разговор, и, кажется, у Заневского ничего не выйдет.

— Так бы и объяснил ему…

Павел свернул цигарку, несколько раз затянулся, сильно закашлялся.

— Пока я разрешил ему только отпуск, — сказал он, вытирая платком выступившие от кашля слезы.

— Рассчитываешь, что за отпуск одумается?

Павел улыбнулся.

— Вы поняли меня. Ему нелегко будет порвать с леспромхозом, ведь он здесь чуть ли не с основания.

— Может быть, ты и прав, — сказал Александр, взвешивая доводы Леснова. — Пусть посмотрит со стороны на работу леспромхоза, с горы, говорят, виднее, а там и поговорить с ним спокойно можно будет. Сейчас он подавлен, расстроен… А кого на лесоучасток поставим?

— Думаю временно просить отца. Временно. Люди у меня хорошие, их подгонять не надо…

2

Уральцев вышел на крыльцо больницы. Лица ласково коснулся прохладный утренний ветерок, глаза невольно щурились от яркого солнечного света.

Вдали, радуя глаз, шумела вечнозеленая тайга. До слуха донесся звон колокольчика.

«Уже и занятия в школе начались, — подумал Николай с таким сожалением, словно ему предстояло идти в школу, а он болел и опоздал. — Но почему в выходной занятия? — звонко рассыпалась по поселку барабанная дробь. — А-а-а, сбор пионерский!» — улыбнулся он.

Он смотрел на окружающее такими глазами, будто впервые прозрел, его радовала и волновала каждая мелочь.

За спиной тихо скрипнула дверь.

— Вы еще тут? — удивилась врач, которой Николай надоел ежедневными просьбами о выписке.

— Любуюсь, — восторженно сказал Николай. — Мне теперь кажется, не замечал я раньше никакой красоты, а взгляните вокруг: на тайгу, небо, речку — не оторвешь глаз!

Землю накрывал голубой купол. Ниже к горизонту краски незаметно блекли, светлели, а солнце окутала золотистая дымка, легкая и далекая.

«Что же я стою?» — опомнился Николай и решительно шагнул с крыльца.

Дома переоделся, подошел к Таниной двери, но в коридоре показалась Зина Воложина. При ней он почему-то не осмелился постучать к Тане и, чтобы скрыть замешательство, попросил корыто.

— Уж не стирать ли собираешься? — удивилась она. — Давай я постираю… Не хочешь? Может, Татьяну попросишь? Между прочим, — Зина зло усмехнулась. — Что-то уж больно часто стал захаживать к твоей ненаглядной Веселов и засиживаться допоздна.

Николай молча взял вынесенное ему корыто.

«Поэтому-то она и не приходила больше в больницу, — подумал он, — совесть не чиста».

Он натаскал в котел воды, затопил печь, закурил. Принялся за стирку. Так увлекся работой, что не слышал, как подошла и остановилась за его спиной Татьяна. Ей, было любопытно смотреть на его неумелые, угловатые движения, на летящие во все стороны мыльные хлопья, и она, не выдержав, расхохоталась.

Николай от неожиданности растерялся. Он виновато глянул на нее, и смущенная улыбка тронула его губы.

— Эх ты пра-ачка! — укоризненно-ласково сказала девушка, тепло поздоровалась с Николаем и, как ни в чем не бывало, поучительно заметила: — Никогда нельзя заливать белье кипятком. А цветное зачем положил сюда, хочешь испортить остальное? — и ее маленькие ловкие руки проворно опорожнили корыто.

Она сбегала к себе в комнату и вернулась в переднике. Николай послушно выполнял ее требования: снял в комнате занавески, скатерть, простыню, наволочки, носил воду, топил плиту, развешивал выстиранное.

Таня все время напевала, смеялась над нерасторопностью Николая, а руки привычно полоскали, подсинивали и подкрахмаливали выстиранное.

День выпал теплый, ветреный.

Белье, развешанное во дворе на веревках, хлопало, надувалось парусами, быстро сохло. Таня разожгла утюг. Умело разглаживая, она думала о только что услышанной новости: при тресте скоро откроются разные курсы. Таня не знала что делать: жаль было покидать Таежный, хотя, как говорили, после курсов все вернутся обратно.

«А вдруг да пошлют в другой леспромхоз?»

Девушка родилась и выросла на Смоленщине, но Таежный стал ей второй родиной. Он, приютил ее в тяжелые дни, вырастил и открыл дорогу в жизнь. Она хорошо помнила сорок первый год: отец по первой мобилизации ушел на фронт, а она эвакуировалась на Урал, захватив с собой самое необходимое, не представляя, что ее ждет впереди. Здесь ее встретили, как родную, дали квартиру, устроили на работу в ясли, здесь приняли в комсомол.

В яслях она работала недолго. Мужчины уходили на фронт, страна требовала леса, и девушка решила пойти на лесоучасток. Она стала возчицей. Нелегко далась новая специальность, но Таня нашла в себе силы преодолеть трудности, а теперь и самой не верилось, что когда-то было тяжело. Она несколько лет проработала возчицей, а когда в леспромхоз прибыли трактора, окончила курсы и приняла машину.

Работа захватила ее целиком, и она нашла в ней то счастье, которое приходит к человеку с