Книга Домоводство. Первые уроки - Вероника Вячеславовна Горбачева

спорах.

— Но они не могли своей волей освободиться от…

Глава отмахивается от попыток дона Иглесиаса возразить.

— Знаю-знаю, блокирующие амулеты поддержки увязаны с клятвой носителей не снимать их. Но женщина уж так устроена: она в состоянии сдержать свои порывы, если страдает мужчина, который, по определению может справиться с трудностями сам, а вот из-за собственного ребёнка, которого сочтёт беззащитным, пойдёт на всё. Отметёт любые запреты. Найдёт способ снять магические блоки, не нарушая при этом клятвы — например, просто попросив об услуге сильного мага-родственника и заставив себя забыть о своей просьбе. И вот уже на донну Ноа с сестрой в одну из их вечерних прогулок совершён дерзкий налёт; дамы ограблены, но не признаются мужу о происшедшем, поскольку вели себя с будущим грабителем чересчур вольно и не хотят, чтобы их обвинили в распущенности. А потом, осознав, что, после кражи блокирующих амулетов, их ведьмовская магия оказалась на свободе, радуются стечению обстоятельств и начинают строить планы, как вернуть избранника их бедной девочке. Донья Даниэла, внимательно следившая за матерью и теткой, вовремя подкинула им идею безобидного слабенького проклятья, притянуть которое к сопернице можно не лично, а через посредника. Или посредницу. И никаких подозрений, никаких указаний на зачинщика покушения. Да-да, покушения. Давайте хоть иногда называть вещи своими именами.

Зайдя за спинку кресла, он дружески кладёт руку на плечо супруги. Та пытается возразить, но дон Теймур безжалостен.

— Моя дорогая Белль, тебя просто использовали, увы. Ты принимала за чистую монету жалобы и дружеские откровения своей новой подруги, довольно-таки ловко к тому времени стащившей у приёмного отца единственный защитный амулет от себя самой. С той поры, кстати, дон Иглесиас не в силах был отказать приёмной дочери ни в чём, хотя, надо отдать должное, какое-то время пытался сопротивляться. Оттого-то он и не был отмечен печатью Кармы: его, по сути дела, принудили к сотрудничеству.

Ладонь донны Мирабель невольно тянется к щеке. Той самой, которую она старательно до сей поры старалась не показывать. Чуть выше скулы пробивается сквозь густой слой грима чётко очерченное пятно паутины, этакой «Чёрной метки».

— А я? — с какой-то детской непосредственностью и даже обидой спрашивает она.

— А ты, Белль, по каким-то своим причинам не испытываешь дружеских чувств к нашей невестке, а потому с готовностью ухватилась за возможность досадить ей немного.

— Но я же не знала, Теймур, я не знала всего!..

— Разумеется. Иначе Карма расписала бы твоё прекрасное личико так же изощрённо, как и лик Даниэлы. Но это очень умное проклятье, оно каждому отмеряет его мерой, так что, дорогая, я верю, верю, что ты хотела всего лишь испортить донне Иоанне настроение, как уже не раз это делала… безнаказанно. Белль, ты и в самом деле наивно полагала, что я ничего не вижу и не слышу? Я бы мог с точностью до малейшей подробности перечислить все твои не такие уж безобидные шалости, но не сейчас: это уже сугубо семейное дело. Внутреннее, так сказать. А для разбирательства нынешнего уровня достаточно обозначить факт, как таковой: новая невестка пришлась тебе не по вкусу, и ты отчего-то решила, что имеешь право выживать её со своей территории. Чем и воспользовались дамы Иглесиас, чтобы твоими руками устранить помеху к браку Даниэлы. Вот и всё. Что ты можешь сказать в своё оправдание?

И властным движением ладони пресекает порыв супруги.

— Не торопись, Белль. Повторюсь: идёт разбирательство. При свидетелях. При пострадавших. Любое необдуманное слово может сыграть против тебя. К тому же, напомню об одном убедительном аргументе, который, как ты могла уже заметить, нестабилен…

Он как бы невзначай потирает скулу. Мирабель, побледнев сквозь слой пудры ещё больше, тянется к щеке в инстинктивном желании прикрыться, спохватывается и отдёргивает руку; гордо выпрямляется, вспыхивает от стыда… Короче, разыгрывает настоящее представление униженной и оскорблённой гордости.

Устало вздохнув, дон Теймур приподнимает бровь:

— Итак, донна?

На сей раз улыбка, скривившая губы Мири, выходит жалкой, без малейшего намёка на ослепительность.

— Но, Тимур…

— Теймур дель Торрес да Гама, Глава Тёмного Клана, его Верховный судья, напомню, донна.

Каждое его слово — очередной ком на крышку гроба упавшей в обморок надежды на то, что терпеливый, ласковый и вечно не замечающий её выходок муж просто-напросто устраивает здесь игру в формальности, что скоро всё закончится, накажут настоящего виновного, а она вздохнет с облегчением и… Не вздохнёшь, Мири. Праздник непослушания кончился. Пора платить за удовольствие, и отнюдь не мужниными деньгами.

И вновь на её личике проступает страх.

В какой-то момент даже становится её жалко. Впрочем, к этому чувству тотчас примешивается досада. Шансов на осознание и раскаянье у моей свекрови почти нет; для этого нужна хорошая встряска, но не выпорет же её дон Теймур, в конце концов! Сделает очередной выговор, лишит праздника, карманных денег… ну, сошлёт куда-нибудь в глухомань на месяц-другой, чтобы вернулась не раньше, чем в Террасе умолкнут слухи обо всей этой истории. Возможно, даже сам организует какое-нибудь фееричное происшествие, о котором заговорят на все лады, а о некрасивом поступке Иглесиасов и донны дель Торрес забудут. А свою Чёрную метку донна Мирабель уж как-нибудь научится маскировать. Что-что, а колдовать над внешностью она умеет. Приспособится.

— Я не желала ей вреда! — слышу голос со знакомыми капризными интонациями. — Ну да, я повела себя неразумно, но ведь и она… — Поспешно поправляется: — Но и донна Иоанна тоже хороша: никакой почтительности, никакого прислушивания к моим советам! А как она одевается? Это же полная безвкусица! А как…

— И ты считаешь все эти причины, которые иначе, чем предвзятостью, не назовёшь, достаточным обоснованием, чтобы столкнуть беременную женщину с лестницы? Напугать её до полусмерти и, весьма вероятно, спровоцировать потерю детей?

— Но, Тимур…

— Хватит разыгрывать святую простоту, Белль, в твоём возрасте это смешно! Хочешь сказать, что, когда получала заговоренную булавку от доньи Даниэлы, не поняла её реплики о том, что скоро тебя больше никто не будет раздражать? Никогда?

— Да! — сердито выкрикивает Мири. — Я