Книга Любовь и бесчестье - Карен Рэнни

— Она была непозволительно груба с Амандой, Монтгомери. И ей следовало бы проявить любезность и извиниться перед ней.

— Это вам следует извиниться перед Вероникой, — сказал Монтгомери, опережая Веронику. — Вы заняли ее место за столом. — Он повернулся к графу Конли: — Вам я тоже не давал разрешения занять мое место во главе стола, сэр. Как и выспрашивать моего поверенного о состоянии моих финансов и положении моей жены.

Монтгомери сделал знак одной из служанок.

— Попросите миссис Броуди прийти сюда, — сказал он, прежде чем обратить внимание на Аманду. — А теперь пора сказать правду. Вы взяли зеркало?

Лицо Аманды приняло такой же ярко-красный цвет, как лицо ее отца. Взгляд, брошенный ею на Веронику, был полон ненависти.

Миссис Броуди пришла не позже чем через три минуты, а до ее прихода царило смущенное молчание. Взгляд Монтгомери будто вынуждал всех молчать. К счастью, никому не пришло в голову бросить ему вызов и заговорить.

— Где вы поместили наших гостей, миссис Броуди?

Он снова повернул голову, чтобы видеть лицо Аманды.

— Молодую леди в Зеленой комнате, ваша милость.

— Я предоставляю вам последнюю возможность, — сказал Монтгомери.

— Не можете же вы не верить моему слову, — сказала Аманда, вставая.

— Аманда! — Повелительный голос тети Лилли потерялся в начинающейся истерике ее дочери.

— Никто никогда не обращался со мной так ужасно за всю мою жизнь, — вопила Аманда.

Она обратила свой взгляд к отцу, ища у него поддержки, но граф продолжал краснеть и никак не показывал, что замечает смущение дочери.

Монтгомери повернулся к Веронике и протянул ей руку. Они вышли из столовой, держась за руки — их пальцы были переплетены. Граф Конли устремился за ними, дальше проследовала графиня и, наконец, Аманда, теперь ударившаяся в слезы. За ними шли четыре остальных кузины и кузена, две горничные и миссис Броуди.

Недоставало только волынщика, чтобы процессия выглядела торжественно.

У двери в Зеленую комнату Монтгомери остановился, обернулся и посмотрел на Аманду:

— Спрашиваю вас в последний раз. Вы взяли зеркало?

— Я жалею, что мы сюда приехали, — сказала Аманда плаксиво.

— Я тоже жалею, — с расстановкой парировала Вероника.

Монтгомери сжал и выпустил ее руку, повернул дверную ручку и толчком открыл дверь. Он посмотрел на миссис Броуди и жестом попросил ее выйти на первый план.

— Будьте любезны, миссис Броуди.

— Зеркало оправлено в золото и вот такого размера, — сказала Вероника, разведя руки примерно на фут. — На тыльной стороне оно по кругу украшено алмазами.

Миссис Броуди кивнула и вошла в комнату.

— Я продолжаю настаивать, — сказала Аманда. — Это самое ужасное и гнусное вторжение, отец. Не можешь же ты позволить ему вести себя подобным образом. Это не только грубо, но и...

Голос ее пресекся.

— Вне всякого сомнения, это поведение американца, — сказал Монтгомери. — Вы это собирались сказать?

Вместо ответа Аманда отвела глаза.

Монтгомери перевел взгляд на графа:

— В Виргинии джентльмен не стал бы выпытывать сведения о состоянии дел другого джентльмена. Если, конечно, у него не было бы оснований считать второго вором или негодяем. Вы именно такого мнения обо мне?

У дяди Бертрана был такой вид, будто у него что-то застряло в горле.

Он несколько раз кашлянул. Лицо его все еще оставалось багровым, а взгляд блуждал по комнате, избегая встретиться с взглядом Монтгомери.

— Я не желаю больше здесь оставаться и не позволю позорить мою семью, — сказала тетя Лилли.

— В таком случае вам лучше начать укладываться, — ответил Монтгомери. — Мне не нравятся гости, будь они даже родственниками, которые позволяют себе воровать.

Он сделал жест рукой, и в этот момент из комнаты вышла миссис Броуди и протянула ему зеркало.

— Я хочу, чтобы вы покинули мой дом в течение часа, — бросил Монтгомери.

— Но мы только что прибыли, — возразила тетя Лилли. — Должна вам сообщить, что путешествие отняло у нас более двух дней. Не можете же вы думать, что мы тотчас же повернем обратно.

— Не только думаю, — возразил Монтгомери ледяным тоном, какого Вероника никогда не слышала от него, — но если вы не уложите свои вещи в указанное время, которое я отвел вам на сборы, то окажетесь в карете без них. Я вам это обещаю.

Вероника полагала, что он повернется и уйдет. Однако вместо этого Монтгомери взял ее за руку и потянул за собой. Ей пришлось почти бежать, чтобы угнаться за ним. И вместо винокурни он направился в свою комнату.

Когда они оказались внутри, муж захлопнул за собой дверь с грохотом, похожим на пушечный выстрел. Потом вручил ей зеркало, которое ему отдала миссис Броуди.

— Это даже хуже, чем не иметь семьи вообще, — сказал Монтгомери. — Пожалуй, для одного человека это слишком.

— Сказать по правде, я не воспринимаю их как членов моей семьи, — призналась Вероника. — Они просто родственники.

— Что ты имела в виду, когда напомнила Аманде, как она донимала тебя раньше? Она и прежде крала у тебя?

Вероника опустила глаза на ковер и молча созерцала его. Как странно, что прежде она никогда не замечала, что он сине-белый, выткан причудливым образом, и узор на нем слегка напоминает греческий. Монтгомери не заговаривал, не двигался, не побуждал ее говорить. Он просто стоял и терпеливо ждал.

— Нет, Аманда не крала у меня, — сказала Вероника наконец. — Я платила ей, чтобы она оставила меня в покое.

— Платила ей?

Вероника посмотрела на него. Монтгомери хмурился, и выражение его лица было более чем просто недоумевающим. Ее родственники все еще находились в Донкастер-Холле, и, если бы она не облекла свои мысли в точную форму, Монтгомери, вне всякого сомнения, обыскал бы дядю Бертрана.

— Думаю, Аманда опасалась, будто я нанесу ущерб репутации ее семьи, — сказала Вероника. — Она постоянно ябедничала на меня тете Лилли и дяде Бертрану. «Она не закончила домашнюю работу. Она сделала ее плохо. Она странно себя ведет». Кузина походила на репей в башмаке, и потому мне было легче заплатить ей за молчание.

— Значит, это она стояла за разоблачением в ту ночь, когда ты отправилась на собрание Братства Меркайи?

Вероника кивнула.

— Почему же ты все-таки пошла, зная, что есть основание опасаться быть разоблаченной?

Теперь Монтгомери больше не хмурился, но на лице его появилось выражение, которое ей часто случалось видеть прежде. Он смотрел на нее с любопытством и некоторым недоверием.

— Потому что я хотела узнать больше о себе, и это желание пересилило опасения, — ответила она.