Книга Что известно реке - Изабель Ибаньез
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отчаяние дяди тревожило меня. Его упрек был похож на пощечину.
Это заставило меня вспомнить о маме и о том, как она за него переживала. И за себя.
Отчаяние делало людей опасными.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Мы вышли на освещенный солнцем двор, Уит шел впереди. Обычно мы шли на одном уровне. Но, видимо, не сегодня. У него была сильная спина и гордая линия плеч. Я вспомнила, как он вдохнул мне в рот воздух, спасая мою жизнь на дне Нила. В животе у меня все затрепетало, когда я вспомнила поцелуй в Каире, о легком прикосновении его губ к моей коже. Как он задержался на один долгий миг, прижавшись ко мне, его теплый аромат, сочетающий в себе запах нашей семейной библиотеки, старых книг, виски и кожи, окутал меня.
Временами, я ловила на себе его взгляд, когда он думал, что я не вижу.
Я не могла не задаваться вопросом был ли он в том же смятении, что и я. Влечет ли его ко мне и вынужден ли он постоянно бороться с этим. Очарован, но пытается не поддаваться искушению. Мне было интересно, испытывает ли он те же трудности, что и я. Может, в этом крылась причина его внезапной отчужденности?
Вопрос сорвался с моих губ прежде, чем я успела подумать.
— Предположим, мой дядя добился бы своего. Тебе было бы жаль, если бы я уехала?
— Я был бы опустошен, — весело сказал он, не оборачиваясь. — Даже не знаю, что бы я без тебя делал.
— Ты ни к чему не относишься серьезно?
Он обернулся.
— Это был серьезный вопрос?
Да, был, но я уже пожалела, что задала его.
— Проехали.
Уит отвернулся и посмотрел вперед.
— Наверное, к лучшему.
Вот так он использовал мои же слова против меня. Как невыразимо раздражает. Мы шли молча, пока я не озвучила простой вопрос, когда мы миновали опоры.
— Что ты будешь делать до конца дня?
— Буду помогать Абдулле. Что ты о нем думаешь?
— Он мне нравится, — я сказала. Я не смогла сдержать нотки горечи в своем тоне. Если бы мои родители захотели, я бы встретилась с ним много лет назад. — Хотелось бы узнать его получше. Я едва знаю историю о встрече моего дяди с Абдуллой.
— С самого начала они приводили друг друга в бешенство, — Уит замедлился, делая шаг короче. — Рикардо был молодым землекопом, использовал инструменты и методы, которым научился в Аргентине. Абдулла последил за его стилем работы, а затем принялся критиковать каждое его движение.
Я рассмеялась.
— Могу представить, насколько мой дядя это оценил.
— О, он ненавидел это. Но заниматься раскопками в пустыне — не то же самое, что ворочать камни. Он многому научился у Абдуллы в отношении раскопок. А потом он женился на сестре Абдуллы, Зази. Ты когда-нибудь встречалась с ней? — Уит сделал небольшую паузу. — О ней редко говорят, но она любила историю древнего Египта. Вполне ожидаемо, что они с твоим дядей поженились, и почему он до сих пор здесь, исполняет ее последнюю волю. Твой дядя очень верный.
— Мама рассказывала, что смерть жены сильно по нему ударила, — я нахмурилась, вспомнив давний разговор, который подслушала в Буэнос-Айресе. — Она говорила, что временами он мог быть безрассудным и угрюмым.
Уит задумчиво кивнул.
— Это, безусловно, правда. Но Абдулла держит его в узде.
Я постаралась сохранить бесстрастный тон.
— А ты?
Его взгляд метнулся ко мне.
— Это не моя работа.
— А в чем заключается твоя работа?
— Я же говорил, я помо—
Я покачала головой.
— Нет, я имею в виду другие твои обязанности.
Его лицо окаменело.
— Я его секретарь—
— Секретарь, который держит при себе оружие? Который следит за людьми, покидающих ресторан? Который пропадает всю ночь?
Уит остановился, его взгляд стал жестким.
— Ты ведь не остановишься, правда?
Я снова покачала головой.
— Я приношу ему вещи, — коротко ответил он. — Временами информацию. Временами что-то, что он потерял.
Неумолимая линия его губ не допускала продолжения вопросов. Но я и так узнала достаточно. Уит исполнял то, что не рискнул бы сделать мой дядя. Это звучало противозаконно, и стальная нотка в его тоне заставила меня думать, что иногда это было небезопасно. Я хотела бы задать больше вопросов. Мне хотелось узнать, нравится ли ему его работа, почему он рискует жизнью ради моего дяди — человека, связанного с криминалом.
Как мистер Уитфорд Хейс.
Он повернулся и продолжил идти, тон его голоса стал дружелюбным и участливым, будто бы он был хозяином званого вечера. Он вел себя так, словно последних нескольких минут и не было вовсе. Это был способ отвлечь меня. Словно я могла забыть об истинной причине, которая привела меня сюда. Но я знала его достаточно, чтобы понимать, что давить на него в этот момент бессмысленно.
— Большая часть команды, задействованной в раскопках, работает на нас более десяти лет, — сказал он. — Вследствие, бригада пользуется большой популярностью, но они отказываются работать с кем-либо еще. Твой дядя платит очень хорошо, благодаря щедрым пожертвованиям твоей семьи, и он сам работает наравне со всеми. Ты удивишься узнав, как много местных археологов предпочитают не пачкать руки.
Мое настроение испортилось.
Сейчас мой дядя имел неограниченный и бесконтрольный доступ к моему наследству. Меня охватило разочарование. Все внутри меня вопило о том, что смерть моих родителей как-то связана с их состоянием.
Ужас сжал меня в ледяные тиски.
— О чем ты задумалась?
Я моргнула.
— У тебя было очень необычное выражение лица, — объяснил Уит.
На мгновение меня охватило желание рассказать ему. Чтобы разобраться со своими догадками, чтобы больше не быть одной. Но это было бы безрассудно. У меня не было никого, к кому бы я могла обратиться. Я уклонилась от вопроса, переключив его внимание на другое.
— Чем занимается команда в межсезонье?
— Они возвращаются к своим семьям, работают на своих фермах и тому подобное. Тебя переполняют вопросы. Удивительно, — пробормотал он себе под нос.
Я проигнорировала его замечание.
— Так чем ты помогаешь Абдулле?
— Слежу за работой остальных, слежу за честной и своевременной оплатой труда. Я помогаю пересыпать землю, работаю киркой и так далее. Кроме того, я подробно описываю наши находки. Твоя мать вела идеальный учет, и большинство ее обязанностей перешло мне.
Я дала волю отчаянию. Ужас скопился в моем животе и перекрыл доступ к кислороду. И когда я все-таки