Книга Другие Звезды - Артём Сергеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот-вот, — подхватил Олег, — раньше сядем — раньше выйдем, так что давайте, профессор, решим уже это дело здесь и сейчас. Димон, ты не курсе, где у вас тут по этапу отравляют? Подкинешь?
— Интересная реакция, — наконец развернулся к нам профессор, — вот вам и ответ, Анастасия. Немного истерично и слишком напористо, но ожидаемо. Ждать милостей от природы не хотите, значит, взять их у неё — ваша задача, верно процитировал? Что же, я очень рад именно такой реакции. Решить всё здесь и сейчас — это хорошо, да. Вряд ли получится, но хорошо.
— Что-то не видно радости, — посмотрел на него Олег, — давайте, начинайте расставлять все точки над чем там нужно.
— А нету у меня для вас этих точек, — вдруг признался профессор, — и вы ошибочно приняли моё состояние за недовольство. Я, знаете ли, когда узнал, что случилось и в чём вас обвиняют, решил выяснить это для себя. Ну, правда это или нет, пьяное хулиганство это или действительно реакция на некоторые, э… символы. Решил воспользоваться служебным положением и просмотрел жизненный путь одного вашего современника с полным, как говорится, погружением. Там было мало, поэтому за ночь успел. Немного детства, немного юности, призыв, немного службы, затем фронт, две недели войны, ранение, плен, лагерь и жуткая смерть в восемнадцать с половиной лет. Так что…
— Понятно, — сказал я, ошалело посмотрев на Александра Андреевича, — только зря вы так, профессор. Это же не игрушки, в самом деле. Крыша уедет навсегда и привет.
— Не зря, — покачал головой тот, — но запрет на полное погружение в такой работе я ввёл сразу же после выхода из него, так что не зря, системный искин согласился с моими доводами и зафиксировал полный запрет отныне и навеки. Во всяком случае, я на это надеюсь, Анастасия. Со стороны будем изучать историю, тем более что исчерпывающей информации теперь хватает более чем. Так что я всего лишь пытаюсь прийти в себя, Анастасия более недовольна моим поведением, чем вашим, вот и всё, хотя тут комплексное недовольство, скорее всего, ну да она сама об этом вам скажет. А по поводу вашей судьбы — могу только поприветствовать такой настрой, это правильно, человек должен сам её определять, но и спешить тоже не надо, хорошо? Прошу вас не давать воли эмоциям, так будет разумнее. Вести вас за ручку по жизни я не могу и не буду, но и кидать в неё вот так, с размаху, тоже не следует, за три месяца можно многое успеть. Но это моё мнение, у Анастасии есть какие-то задумки на ваш счёт, я в них не очень осведомлён, спросите сами, хорошо? А я пока, с вашего позволения, отдохну, всё же посттравматическое стрессовое расстройство — это не шутки. Нас с вами от него подлечили, конечно, но как в ваше время с ним справлялись — ума не приложу.
— Конечно-конечно, — заторопился Олег, да и я закивал головой, как китайский болванчик. Профессор-то теперь не просто так, он этой своей выходкой из любопытства стал нам, можно сказать, поневоле братом по оружию, пусть он и не предвидел, и не хотел этого. Но вот так просмотреть, попробовать на вкус чужую жизнь человеку нынешнего времени, и не просто жизнь, а сполна прочувствовать всё горе войны, плена и смерти, я даже вздрогнул, это многого стоило. — Отдыхайте, Александр Андреевич, смело, мы пошепчемся ещё чутка и всё.
Профессор, благодарно кивнув, развернулся на своём сиденье лицом к лобовому стеклу и откинулся на спинку кресла, а Олег куртуазным жестом пригласил Анастасию пересесть к нам, что она и соизволила сделать. Но больше для того, чтобы профессора не беспокоить, чем из желания поговорить.
— То есть к нам претензий нет? — сразу же взял быка за рога Олег, — а чего тогда дуетесь? Может, улыбнёмся друг дружке, поцелуемся, да поедем спокойненько домой, ужинать? Как вам такой план, а?
— План хороший, — кивнула ему Анастасия, — а поцеловаться с Димой можете, он не против.
— Нет, спасибо, — серьёзно отказался Олег, — может, по пьяной лавочке когда-нибудь и да, а так нет, пусть не мечтает. Но, если без шуточек, то не хватает вам, Анастасия, ухваток нашего замполита. Он бы уже и собрание организовал, а то и товарищеский суд, от настоящего бы постарался отмазать, где конкретно бы объяснил, в чём мы неправы и как мы будем это искупать. Представление бы задержал, для начала, потом отпустил, потом догнал бы и выговор воткнул в личное дело, потом подумал бы и переправил его на строгий, там вариантов масса.
— Хорошо, — пожала плечами Анастасия, — Дмитрий, вытащите свой брелок, пожалуйста.
Дима судорожно сунулся в карман брюк и вытащил на всеобщее обозрение небольшую фигурку на цепочке, это были две птички, выполненные в рубленой рунной технике, и сидели они, прижавшись друг к другу правыми плечами, головами в разные стороны, так что брелок немного походил на царский герб. Только не орлы это были, а вроде бы вороны, ну тут я мог легко ошибаться.
— Хугин и Мунин, — показала пальцем на них Анастасия, — вороны Одина. Хугин — память, а Мунин — мысль. Ничего не хотите по этому поводу Дмитрию сказать?
— Да нет, — переглянувшись с Олегом, ответил я, — а должны?
— Ну, как же, — непонятно чему улыбнулась Анастасия, — викинги, многовековой ужас Европы. В конце десятого века даже в молитву об избавлении добавили мольбу о спасении от ярости норманнов. Де фуроре норманнорум либера нос, Домине, если я ничего не путаю. И было отчего — крайняя, патологическая жестокость викингов, даже на фоне раннего средневековья, когда этим никого особо было не удивить, но вот у них получилось же, всякие там кровавые орлы, хеймнары, это когда заклятому врагу отрубают руки и ноги, но умереть не дают, лечат раны, чтобы потом вдоволь поиздеваться над человеческим обрубком, первые убийства в семь лет от роду, как повод для гордости, что вы мне на это скажете?
— Нехорошие люди, — мрачно ответил я, уже понимая, куда она клонит, но не соглашаясь с ней.
— И эту жестокость даже религией было не объяснить, — продолжила Анастасия, — хотя принятие христианства, конечно, их и подкосило. Но я вот к