Книга Дурочка - Ульяна Островская

– И что это было? Два раза?

Я подняла глаза на настырного работника… и чуть с ума не сошла уже окончательно.

Передо мной стоял Санькин дед.

Григорий.

Вернулась память, и я его сразу узнала.

Он изменился.

В заповеднике дед, прежде всего, был воином. Суровым, но бесконечно заботливым.

Образованным и знающим.

А здесь увидела пожилого человека, явно хорошо пившего. Хулиганистого и задиристого. Наверное, любившего хоть в кабаках отвести душу и почесать кулаки. При этом равнодушного к изменениям в своей жизни. Объявили набор работников – он и поехал. Все равно куда.

– Деда… ты сейчас не поверишь, но я Санька…

А он меня схватил за горло.

– Сволочь мелкая! Как ты узнала?!

Я прошептала, не шевелясь:

– Деда… я же маг. Мне вернули память. Только что. Ты сам все слышал. Потому что за руку меня держал.

– У Саньки глаза голубые! Были! Волосы русые! Были!

Я прикрыла глаза и поменяла цвет радужки. На пересылке все учили изменения внешности, даже парни.

– Так лучше? – прохрипела ему.

Он замер. Но руки расслабил. Мне не хотелось делать ему больно. Освободиться не просто, все же подготовленный воин, но смогла бы.

– Я же маг, деда. Мою… душу успели перенести. Маги. Взрослые. Очень сильные. Сами ушли в другой мир. Помнишь, мы с тобой учили звезды? Миров очень-очень много. Но меня вернули сюда. И попрощались.

И тут подскочила тетя и врезала полотенцем ему по голове:

– Ах ты! Какого ХВОРОСТА ты делаешь?

Он прищурился и осмотрел тетю с ног до головы. Медленно. Кивнул.

– Догоняй, если решишься. Легко не будет.

Ухватил меня за руку, и мы побежали вдоль улицы.

Но тетю я успела осмотреть.

Вылечим. Долго, непросто. Не меньше недели. Но можно.

А пулю у него рядом с локтевым суставом вытащу вечером.

– Деда, – негромко спросила я, – пулю почему не убрал?

– Нельзя. По пуле могут найти.

– А… поняла.

Я даже по сторонам не смотрела, у деда своя игра с тетей, и не мне им мешать. Удивило, что Голос не оборвал связь. Если остановиться, я бы смогла с ней связаться, что вопреки всем правилам.

А так хотелось узнать, как наставницы, все ли в порядке. Как моя семья перенесла известие о моей гибели.

Улицы змеились передо нами, но дед вдруг затормозил перед ларьком:

– Мороженое будешь? Ты любила. Раньше.

– Буду! И тетя будет.

– Ладно.

Купил три стаканчика и помахал тете, выходившей из переулка. Показал, что мороженка ей, показал продавцу тетю, а мы не спеша пошли. Так, чтобы она видела, куда идем.

– Надюша, я забыла отключиться! – известил меня радостный Голос. – магистр сразу увидел и так на меня орал. Как раньше орал! С любовью! Про наставниц не знаю, они еще ползунки, но живы-здоровы. Родители решили остаться в Тобольске. А отправил огонек монах. И заболел.

– Заболел?

– Сильно заболел. Некрасиво. Магистр долго смотрел записи и его наказал. Все, прощай, Надежда!

И связь пропала.

Но мне стало гораздо легче.

Я доела мороженное и подняла глаза на деда.

– Пойдем, – просто сказал он.

И мы пошли.

«Ваше благородие…»

– вспомнилась мне песня.

А дед подхватил!

Надо же, что значит талант поэта. И время, и расстояние не помеха.