Книга Цвет моего забвения - Мария Бородина

на то, что видела Митро в коридоре. И отвечаю почти на все дополнительные вопросы!

Просто, несмотря на это, в итоге я получаю низший балл. Без объяснений и лишнего пафоса. Какая-то девчонка замечает, что меня, должно быть, не было в списках. Жаль, что я слишком поздно поняла, что это за списки. Попасть в них у меня не было ни малейшего шанса. Даже эту дорогу судьба передо мной закрыла.

Обидно, но я не плачу. Я думаю о возвращении. И о том, что, бросив вызов судьбе, матери и самой себе, не могу вернуться.

Ночью я стою на балконе съёмной квартиры, курю и считаю горящие окна в доме напротив. Огоньки подо мной пляшут и танцуют, убегая вслед за машинами. Воздух, хранящий аромат нагретых шин и бетона, дрожит от лёгкого ветерка.

Меня трясёт. Тёплый табачный дым не согревает и не успокаивает. Доска, по которой я иду, прогнила до предела: вот-вот переломится. А я уже потеряла равновесие и балансирую, пытаясь удержаться. И никак не могу решить: играть дальше или оборвать запущенную песню.

Вернувшись в комнату, я пересчитываю деньги и обнаруживаю, что просадила больше половины за пять дней. На билет пока хватит. Но ещё несколько дней, и пути назад не будет. Надо уезжать обратно или искать квартиру дешевле. И работу. Теперь без работы никуда.

Вздохнув, включаю ноутбук, захожу в социальную сеть «Земляки» и пишу маме письмо. Пальцы стучат по клавишам, набирая незнакомый текст, идущий от подсознания.

«Привет, мама! Как дела? Не переживай, я сдала первый экзамен на высший балл».

Прежде, чем успеваю осознать содержание сообщения, жму кнопку «Отправить». Недописьмо улетает в сеть, как ненароком сказанное слово. Как воробей — уже не поймать. А жаль. Наверное, жаль.

Когда я уже собираюсь уходить, в уголке экрана всплывает оповещение: малиновый квадратик. Всплывает и тут же прячется за ободком экрана. Одно непрочитанное сообщение. Интересно, кому я понадобилась?

С аватарки дерзко лыбится незнакомый парень. Ни разу его не видела. Проще было бы удалить послание, не читая. Но любопытство берёт верх, и я открываю сообщение.

Оно короткое и меткое, в одно слово. Но стреляет дерзостью куда-то промеж бровей.

«Сколько?» — нахально выкрикивают чёрные буквы с голубого фона.

Да за кого этот тип меня держит?!

Едва заставляю себя побороть негодование и касаюсь клавиш. Пальцы стучат по вычищенному пластику, оставляя тающие следы.

«Да пошёл ты, — печатаю я и чувствую, как губы искажает презрение. — За кого ты меня принимаешь?»

«Глупая, я помочь хочу, — прилетает новое сообщение. — Ты очень красивая, а красавицам нужно платить за то, что они радуют своей красотой. Назначишь цену — пиши!»

Хороша поддержка! Неужели я похожа на шлюху?! С раздражением закрываю браузер и захлопываю ноутбук. Мне дурно и тошно.

На следующий день я отправляюсь на поиски работы. Торкаюсь, как слепыш, по объявлениям на дверях магазинов и торговых центров. Смотрю в чужие лица с безжалостными глазами. И, как всегда, остаюсь ни с чем. Никто не хочет брать на работу несовершеннолетнюю, да ещё и не имеющую временной прописки. Я возвращаюсь на квартиру затемно, с пакетом холодных пирожков. И всю ночь думаю, с чем я останусь, когда завтра придётся выложить хозяйке сумму за проживание.

Сдаваться нельзя, и я рвусь на поиски и на следующий день. Если тебя прижало и деваться некуда, ты готов терпеть всё: унижение, уничтожающие взгляды, насмешки и неудобные вопросы. И я добиваюсь своего. После долгих уговоров, меня принимают стажёром в магазин бытовой техники. Не лучшее место, да и оплата ниже некуда. Но я уже готова на всё. Даже лебезить перед покупателями, вопрошая: «Вам помочь? Что-нибудь выбрали?»

На работе я падаю с ног. С девяти утра до девяти вечера ношусь по торговому залу, выискивая потенциальных покупателей, чтобы сесть им на шею. Раздражаю их вопросами и навязчивыми предложениями. Прыти мне, определённо, недостаёт. Как и сноровки. Уже к двум часам дня я чувствую себя голодной, измождённой и выжатой, а к шести вечера начинаю сомневаться, жива ли я вообще. Я почти не покупаю себе еду на работе: экономлю. А ещё надо мной потешаются, потому что я всегда прихожу на работу в одном и том же платье. В коричневом.

Я постоянно хочу домой. Только «дом» в моём понимании теперь — нечто большее, чем родная квартира в родном посёлке. Это — спокойствие, душевное равновесие, безмятежность. То, что стало для меня слишком большой роскошью.

Неделю спустя я пересчитываю убывающие денежные запасы. На билет домой уже не хватает. Я даже влезла в долг к хозяйке, пообещав расплатиться, когда получу зарплату.

Как бы я ни пыталась это отрицать, всё хуже некуда. Новую квартиру найти не выходит: то слишком дорого, то не хватает времени, то — сил. Вариантом был бы переезд в общую комнату, но где найдёшь компаньона? Я мечтаю о том дне, когда, наконец, получу свои деньги на руки, но боюсь даже предполагать, что последует за этим. Ведь всю прибыль придётся отдать на уплату долга за квартиру, и я снова останусь ни с чем. Уповать на жалость чужого человека нельзя. Надо смотреть правде в глаза. Мне прямой путь на улицу…

Дом слишком далеко…

Я кусаю губы до крови, пытаясь остановить набегающие слёзы. И лихорадочно ищу варианты. Ничего хорошего в голову не приходит. Можно, конечно, позвонить маме и попросить у неё денег. Только я знаю, что ей самой едва хватает жалкого пособия по инвалидности. Правда, можно выклянчить только сумму на билет домой, а там начать жизнь заново, устроиться на работу и вернуть ей долг… Можно…

Стоп. Кого я обманываю? В нашем посёлке отроду хорошей работы не было. Зарплата несчастного продавца-консультанта в Иммортеле кажется баснословной по сравнению с лучшим ежемесячным доходом моего родного поселения. Нужно только пережить испытательный срок, и…

Будет ли от меня толк на малой родине?

Нужно продержаться месяц. Но как?!

Я выхожу на балкон. Прохлада окутывает мои плечи, скользит по волосам и успокаивает запахом листвы. Подо мной дрожит переливами огней ненавистный город, что допивает меня через соломинку.

Щелчок. Оранжевый огонёк взвивается в воздух. Я снова курю. Только считать горящие окна не получается: огни расплываются за пеленой слёз, превращаясь в золотистое марево.

— Я смогу, — выдыхаю сигаретный дым в темнеющее небо. Грязные разводы закручиваются спиралями на звёздном полотне. — Лиха беда — начало.

Рыжие искры ползут по тонкой бумаге, рождая дым. Пепел остывает на пальцах. Моя доска проломилась, и я лечу вниз вместе с гнилыми