Книга Полет Птитса - Феликс Эйли

в систему.

— Ты прав, Карл, но зачем говорить очевидное?

Она смотрела, как Птитс нервно расхаживает по комнате в разные стороны, исполненный пыла и внезапно нахлынувшей ярости.

— Меня от такого тошнит, поэтому я в своё время предпочёл Империи Разрушение, — Карл не слушал Барбару и говорил будто не с ней, а с неким невидимым слушателем, — когда я оказался в Замке, то сначала подумал, что попал в сказку. На самом деле и там всё куда сложнее. Высшие Лорды и Леди очень хитры и коварны. Лишь недавно я понял, каким благом было моё назначение шпионом на Зекарис — они использовали душевные порывы многих других молодых людей, которых бросили в горнило войны и революции. Для Совета Тринадцати население планет — пушечное мясо, а обычные Лорды и Леди вроде меня — тоже, только элитное. А верность Разрушению определяется теми же стандартами, что и Императору, только вывернутыми наизнанку. Пойми, Барбара. Я разочарован в жизни, поэтому считаю верным для себя только свой путь.

Он остановился и повернулся к Барбаре. Его вид был одновременно злым, потерянным и грустным.

— Карл, твой путь со мной, — криганка сочувствующе посмотрела на любимого человека и улыбнулась ему.

От её звонкого, высокого голоса черты лица Птитса медленно смягчились.

— Не грусти ты, давай, может, погреемся друг о друга? — попыталась утешить его Барбара.

— Спустила с Земли на Зекарис, — недовольно проворчал Карл, — прости, на деле я бы не отказался.

— А ты интересный, Карл, — доброжелательно сказала криганка.

— Знаю, — мягко ответил Птитс.

Близость накрыла их, словно цунами блаженства. Карл забыл обо всём — об Империи, о Тёмном Замке, о разочарованиях. Он уже не стеснялся так, как в первый раз, и чувствовал себя увереннее. Это было удивительное ощущение, словно они с Барбарой были связаны каким-то невидимым полем — они и действительно были связаны.

После секса они заснули, испытывая приятный жар. Их ноги переплелись, как четыре змеи. Возбуждённое сознание Карла на крыльях улетело в мир снов, который почему-то принял облик Новоэдема. Через зелёную чащу в овраге вился ручей, и над этим ручьём стоял мостик из дерева и железа. Карл в детстве часто гулял там — деревенские мальчишки и пьяные мужики постоянно видели странного бледного паренька, который исчезал среди деревьев каждый раз, когда видел кого-то поблизости. Ручей журчал, как голос Барбары Винтер, а в зарослях прошмыгнуло какое-то существо — то ли мышь, то ли водяная крыса, то ли кошка. Во сне Карл летел над деревьями и приземлился на мосту, мягко и плавно. С другой стороны к нему подошла Барбара. Они встретились посередине и обняли друг друга. Мост задрожал и поднялся в небо, задевая ветки с зелёными листьями. Он летел выше и выше, и голубое небо превратилось в чёрный холодный космос, полный кораблей. Эта армада охраняла серый шарик, покрытый жёлтыми огнями — Землю, родной мир людей и центр Империи. И вот какая-то неведомая сила заставила Карла и Барбару разжать объятия и оттолкнуться друг от друга. Мост сломался пополам, как щепка, а два человека застыли в невесомости на фоне Земли и космических кораблей разных размеров…

— Пассажирский рейс номер 28 «Зекарис-Кригсхайм» отправляется в 16:00 по местному времени, вылет тартаны в 15:45 в ангаре номер четыре, — холодно и блёкло объявил женский голос в космопорте.

В сером просторном ангаре люди выстроились в очереди к тартанам, которые доставят их на борт пришвартованных у орбиты пассажирских каравелл. Транспортники прилетали и улетали через огромные ворота, за которыми синело море. Среди пассажиров, отправляющихся с Зекариса в свои родные миры, обратно к рутине и повседневным заботам, была и Барбара Винтер. Темноволосая девушка, которая носила фиолетовую футболку и белые брюки, никак не могла отвести взгляд от провожающего её офицера Имперской Армии в зелёном мундире.

— Удачи, Карл, — сказала криганка, — мы ещё увидимся.

— Я буду по тебе скучать, — тихо ответил капитан Птитс, — вспоминать тебя…

— Я тоже буду скучать, — отозвалась Барбара.

На прощание она крепко обняла Карла. После этого он смотрел внимательно, как девушка, забрав чемодан, вместе с остальными направилась к тартане. Стоя у спущенного бортового трапа, она обернулась и помахала своему возлюбленному рукой. Он помахал в ответ, уже начиная скучать по криганке. Время было неумолимо — Барбара не могла стоять у тартаны всё время и взошла на борт транспортного судна. Карл оставался на платформе космопорта, наблюдая, как заревели двигатели, и челнок вылетел из ангара.

Птитс долго провожал взглядом уменьшающуюся чёрную точку в небе. Тартана медленно уходила в космос, и вместе с ней Зекарис покидала Барбара Винтер.

— Скажу, мне она понравилась, — сказал ему Пиксель через несколько минут в своей каюте, — я уважаю твой выбор, Карл.

— А что скажешь насчёт Софи? — спросил его друг.

— Она хорошая, но у нас с ней мало общего, — отозвался корсар, — надеюсь, это нам не помешает в дальнейшем.

— Я тоже надеюсь, Пиксель, — Карл положил ему руку на плечо, — а ведь Барбара изменила меня.

— Да это видно по тебе, — улыбнулся Пиксель, — ты стал… живее, что ли. Может, ты такими темпами научишься радоваться жизни.

Птитс молча улыбнулся другу. Пиксель включил компьютер и поставил новые выпуски смешного видео.

Карл отбыл во дворец ближе к вечеру, когда улицы на острове залил красный свет солнца, садящегося за горизонт. Кто он такой? Заблудший имперец или настоящий разрушитель? С кем ему нужно быть на самом деле — со слугами Господа-Императора или Змея Разрушения? Карл думал над этим, идя по улице между фермами. Отдыхающие возвращались с пляжей, но теперь они его не волновали и не раздражали. Он не торопился, а плёлся медленно, как зомби. Грань между имперцами и разрушителями весьма размыта, и, возможно, её не существует. Классификации и проведение границ — вообще типичная черта людей. Карл стал разрушителем, потому что ненавидел Империю. Но может ли что-то держаться только на ненависти, желании уничтожить, взорвать? Карл слишком долго жил одними негативными мыслями, а сейчас, в марте-апреле 997 года, вернулся к радости и непосредственности, которые когда-то поклялся похоронить. Святой столп его нигилизма — разочарование в Грюнвальде и Хардред — повалился на землю. Карл знал, что испытывал, когда Фридрих повернулся к язычеству и гюнтеризму, а Донни начала его душить. Но что чувствовали они