Книга Отдельный 31-й пехотный - Виталий Абанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо, что помните обо мне, ваш благородие. — склоняет голову Вениамин: — радует что я для вас не пушечное мясо.
— Ну конечно, Вень. Ты — человек. Я далек от совсем социалистических взглядов, однако в первичное равенство людей верю. Изначально.
— Ваша кузин по-другому относится, до сих пор нас с братом Васей или Петей кличет, — хмыкает он: — а Василий Петрович и Петр Васильевич почитай годков пять как покойники. В первые Прорывы вместе с госпожой ходили.
— Надо бы серьезно поговорить с Гулькой, чего она тут творила за это время, — размышляю я вслух: — чем она вообще таким занимается?
— Но я могу атаковать земляными челюстями тебя! — кричит следователь.
— Ну нет, ты расслабился и вышел в своем собственном теле, пусть и с наложенной сверху иллюзией. Если ты прикажешь своему клону Сонечки атаковать нас с тобой — я то выживу, и не в таких передрягах бывал, а вот ты…
— Его чжурские маги в «Подземную Тюрьму Тысячи Вечностей» заключали, под землю утащили, вместе с одной непотребной девкой из Ся. — складывает руки на груди Мещерская: — везде он себе бабу найдет. Эх… курить охота, а трубку мне в автомобиле раздавило.
— Вашвысокоблагородие, не побрезгуйте… у меня папироски есть. Конечно не ваш табак венецианский, но все же… — шофер протягивает ей портсигар, она задумывается. Мотает головой, от этого движения во все стороны рассыпаются черные волосы, конечно, прическу ей тоже разметало. Берет папиросу и прикуривает от бензиновой зажигалки, которую ей ловко подставляет Вениамин.
— Нет в Венеции табачных фабрик… — ворчит она вполголоса: — я гаванский табак курю. Когда могу позволить. А нет, так нашей табачной фабрики, артель братьев Ломоносовых.
— Да я так. — признается Венеамин: — поумничать. Вроде как звучит солидно — венецианский табак.
— Вы! Вы! Что вы делаете? — дергается следователь в моей руке: — что вы творите⁈
— Разговариваем. — удивляется Мещерская, вынимая папироску изо рта: — что нам делать еще? Курим, вот. Кстати, Володя, холодно становится, может поедем уже?
— Точно. Вень, будь другом, осмотри его «Руссо-Балт», на ходу или как. На нем и поедем.
— Двойную виселицу!
— Вообще есть такая штука как двойная виселица? — задаюсь вопросом я.
— Нет конечно, это все выдумки, — отвечает Мещерская: — якобы вешают человека и тут же воскрешают, а потом снова вешают. Дескать, двойная порция по цене одной. Но это бред, никто ресурсы целителей попусту не будет расходовать, проще повесить и чуть подождать.
— Не знаю, мне вот мой брат рассказывал… — Вениамин открывает капот «Руссо-Балта» и ковыряется там с умным видом: — что якобы декабристов в свое время…. О! Работает! — и действительно, мотор автомобильчика чихнул пару раз и завелся, выпустив клуб черного дыма из выхлопной трубы.
— Масло жрет, — вытирая руки ветошью, констатирует Вениамин: — как есть жрет масло. Галлонами. Надо бы движок перебрать. Давно масло меняли? — спрашивает он у сотрудника СИБ, лицо последнего идет багровыми пятнами.
— Хватит принимать меня за преступника! — восклицает он: — откуда мне знать! Почему вы все тут такие спокойные⁈ Вам виселица грозит!
— Потому что это ж Володя Уваров. — вынимает папиросу изо рта Мещерская: — он иной раз кажется тормозным, иной раз — развратником, и поверь мне, он такой и есть. Но в ситуациях, когда тебе грозит виселица или чего похуже — нет человека надежнее. Он мой муж и, кажется, впервые за все это время я стала чувствовать себя в безопасности. Я — сильная, но сейчас… сейчас меня так радует, что я просто могу встать за его спиной…
— Вашвысокоблагородие, автомобиль подан. — говорит Вениамин, закрывая капот: — и да, я Владимиру Григорьевичу тоже верю. Его моя госпожа обожает, а она мало кого любит. Если так вспомнить, то и никого вовсе не любила никогда.
— Твоя госпожа любит себя, — замечает Мещерская: — у нее эгоцентризм высшей степени. Талантлива, умна, но стерва каких поискать.
— Прошу прощения, госпожа полковник, но я не могу обсуждать госпожу в таком тоне. — вытягивается в струнку Вениамин: — не могли бы вы так не отзываться о ней в моем присутствии…
— Ах вы! Ну хорошо! — следователь СИБ делает неприметный жест и рядом с нами из воздуха возникает барышня Сонечка — в своем легком пальто и с меховой муфточкой, она разводит руки в стороны и… тут же исчезает.
— Вот видишь. — говорю я с чувством глубокого удовлетворения, глядя как на землю оседает тело в коричневом сюртуке и с галстуком поверх белой сорочки: — никакого «чвак!» или там «бдыщь!». Это скорей… ну да, «чпок!».
— Если ты знал, что это — он, чего сразу голову не оторвал? — интересуется Мещерская, подходя поближе и глядя на обезглавленное тело в пыли у ног.
— Не был уверен. — пожимаю я плечами: — а что, если нет? Вот и пришлось провоцировать, спасибо что поддержала.
— Рядом с тобой, Уваров, я как масло мягкая становлюсь. — жалуется она: — всему верю и на тебя надеюсь. Скоро стану домохозяйкой, буду дома блины печь, да детей на полати укладывать.
— Ага, так это все-таки не из СИБ… — делает глубокомысленный вывод Вениамин: — а если бы из СИБ был? Вы бы мне всю карьеру разрушили, Владимир Григорьевич, а у меня жена и трое детей, сын и две дочки. И вы сейчас говорите, что не уверены были до конца!
— Знаешь, Веня, когда Владимир Григорьевич в свое время мне сказал, что сестру мою выручит и эту стерву из СИБ не нужно будет в овраге прикапывать — я ж ему не поверила. Но… много чего произошло и теперь я ему верю. Потому что моя сестренка — это все, что у меня от семьи осталось… — Мещерская выпрямляется и стискивает кулаки, да так, что костяшки у нее белеют.
— Маш, погоди, так твоя мама…
— Эти сволочи отправили ее в монастырь Святой Елены Равноапостольной! Нет у меня больше мамы!
— Разве это не добровольно? Валькириями становятся?
— Володя… — качает головой Мария Сергеевна: — конечно добровольно. Ну неужели ты думаешь, что так сложно человеку в монастыре женском такие условия сделать, что он на все добровольно пойдет.
— Вот черт…
— Не успокоюсь, пока Герману Денисьеву голову не откручу… — грозится она: — вот кто во всем виноват.
— Ваши благородия? Так что, едем? Тут и багажник есть, правда не сильно большой, а нам еще тело грузить…
Глава 29
Глава 29
Надо сказать, что в Департаменте Внутренних Дел меня приняли без особого восторга. В прошлый раз голову притащил, а этот раз — туловище без головы, хорош, нечего сказать! Почему в Департаменте? Да потому что где этот чертово здание СИБ находится и как туда попасть я не знаю, а раскатывать по городу с телом, примотанным сзади к бамперу «Руссо-Балта» (багажник тут маленький, едва ли не отделение для саквояжей) — изрядный моветон получится. Да и скрутят нас раньше, все-таки наш путь по центральным улицам проходит. Потому ничтоже сумняшеся я попросил Вениамина направить старенький автомобиль к Департаменту. По дороге, кстати, пришлось испытать все прелести открытого салона в зимнее время, на улице и так не мая месяц, а тут еще и ветерком обдувает для вящего комфорту. Больше всех досталось Мещерской, она у нас и так легко одета была, а потом у нее пальто порвало, она в мое куталась. Я же холода не ощущал в принципе. Иногда мерз, но это скорее психосоматика, вот кажется, что должен я мерзнуть, босыми ногами в снегу по колено — вот и мерзну. Таким вот веселым кагалом мы вместе с Машей и Веней, а также с оставшейся частью Николая — прикатили к Департаменту Внутренних Дел, сиречь Разбойному Приказу.
В Департаменте нас, кстати, сразу же и приняли. Не знаю, что тому причиной и почему в очереди сидеть не пришлось — то ли узнали и запомнили меня с прошлого разу, то ли то, что я под мышкой тащил Николая, а в небольшом холщовом мешке — то, что от его головы осталось, а может быть внешний вид полковника Мещерской, которая была мрачна как туча и грозна как Афина. Так что сразу же нас и приняли, даже накапать кровью на мраморный пол в холле не так
