Книга Химеры чужих желаний - Елизавета Шумская

— Наша вторая пропавшая.

— Вот это да!

— Именно. Оказывается, они были троюродными сестрами. Причем родство во всех поколениях по женской линии, так что их общий предок — прабабушка, но уже ее дети, бабушки наших пропавших, носили разные фамилии. По мужьям. Близко девушки не общались, так что отследить родство было непросто. А завещание с подковыркой, кстати.

— Типа достанется тебе все, если приедешь в такой день в такой-то номер такой-то гостиницы? — выдала гениальную идею Анарил.

Сыщик иронично на нее посмотрел.

— Нет, до этого она не додумалась. Просто завещала все Летисии Паул при условии, что она или ее наследники будут ухаживать за теткой. В смысле дома, если она вылечится, что вряд ли, как я понял, или оплачивать ее пребывание в больнице для душевнобольных.

— Похоже, она все отлично осознавала.

— Я только не пойму, почему она не продала хотя бы за гроши свое имущество и не уехала с деньгами?

— Может, она и правда готовилась умереть?

— Это ты мне должна сказать.

Карета наконец-то остановилась у нужного дома, и Гай вышел, подав после напоминания руку даме.

— Скажи еще что-нибудь типа «не подведи меня»! — хмыкнула оннонге.

— Я никогда не выбрал бы человека, в котором бы не был уверен.

— Мм… приятный комплимент.

Гай бросил ироничный взгляд через плечо.

— Сейчас мы поднимемся к мужу второй пропавшей. Я буду задавать вопросы, а потом придется посмотреть бумаги, которые он привез, кое-что из ее личных вещей. Будем искать все эти магические прибамбасы, записи. На первый взгляд она с магией вообще не связана, но вдруг. По-хорошему, надо съездить к ней домой, но это если застопоримся. Сможешь почувствовать ауру мага? Отлично! Может, она все же маг. И вообще… мало ли. Вдруг все же наша гипотеза не верна.

— Я уже сотню раз пожалел, что отпустил ее одну, — сетовал муж пропавшей Летисии Паул. — У нас двое детей. Совсем еще маленькие. Но она так увлечена своей работой. Ей только повышение предложили. Для этого нужно было немного получиться в городе. И начальство ее все оплатило, даже номер в гостинице! Я говорил ей, остановись лучше у моих родственников! Знаю, нравы сейчас свободные, но меня учили, что женщина одна, без мужа или родственников, не должна останавливаться в таких местах! Гостиницах, я имею в виду. Неприлично это. Да и опасно. А она уперлась. Мол, нет, не хочу стеснять твоих родственников, так будет удобнее.

Анарил видела этих родственников. Дородная тетка с сыном-неудачником. Такие и изведут, и прирежут. В гостинице всяко безопасней.

— И ведь я был прав!

«М-да, может, и не безопасней, но приятней уж точно».

— И дня не прошло, как она пропала!

— Вы знаете Нору Дочч?

— Нору? Да, но… лишь имя. Это какая-то дальняя родственница Летти. У нее их мало, и как-то… в общем, не общаются они почти. Летти вообще строгая. Очень рациональная. Говорит, что ее родственницы все истеричные бабы, которым только бы во всякую ерунду верить. Никакого проклятия нет, она считала. Если следить за собой, тренировать ум и не накручивать себя, то никакого сумасшествия и не случится. А ее родственницы, по мнению Летти, могут только слушать глупые сказки, сами себе внушая неизбежность безумия. Она терпеть это не может. Не знаю уж, это причина или какая другая, но они никогда друг к другу не ездили и вообще, кажется, не встречались. Мне это всегда казалось немного ненормальным. Но вот такая уж моя Летти. И зачем она только поехала в эту гостиницу? Как я теперь буду без нее? А малыши? Как же мне плохо…

Большего добиться от господина Паула не удалось. В своем рассказе он постоянно сбивался на причитания и сожаления. Анарил давно не сталкивалась с таким сильным проявлением горя у мужчин, и отстраненно смотреть на происходящее становилось невыносимо. Она быстро проверила вещи пропавшей, но ничего ее не заинтересовало. Ни малейшего следа мага девушка не обнаружила. В записях тоже не нашлось каких-либо намеков на чародейство.

— Как думаешь, он мог ее убить? — спросил Гай, когда они с оннонге вышли из дома.

Анарил так поразилась, что какое-то время не могла говорить.

— Нет! Нет, конечно, — наконец смогла произнести она. — Ты же видел его горе!..

Теперь полицейский уже удивленно смотрел на нее. Даже машинально открыл дверцу кареты перед девушкой. Правда, та медлила, так и стоя совсем рядом со ступенькой, но не забираясь внутрь.

— Ты… мм… Послушай, — на диво осторожно начал Гай, — ты должна, коль уж официально работаешь с полицией, быть более осторожна в суждениях. Знаешь, сколько гениальных концертов я повидал? Люди врут, Анарил.

— Я… — Она хотела сказать, что знает, но Гай не дал ей договорить.

— Я прекрасно понимаю, что ты не вчера родилась. Мы, полицейские, тоже часто доверяем интуиции, определяя, правду человек говорит или нет, но стоит всегда в голове держать мысль, что ты можешь ошибиться. В обычной жизни это, как правило, не так фатально, но тут мы можем оставить убийцу на свободе и тем самым поставить под угрозу еще чью-то жизнь.

— Ты предлагаешь мне всегда сомневаться в людях?

— Всегда.

Девушка, по-прежнему стоя перед открытой дверцей, медлила с ответом. Потом покачала головой:

— Твои слова звучат на редкость разумно. И наверное, это правильно. По крайней мере, в твоей профессии. Просто я не уверена, что смогу. Понимаешь… человек — существо непостоянное. Сейчас он одно сказал, потому что… зол был или не вспомнил чего-то сразу, или вопреки тебе, или потому, что в этот момент это казалось правильным. Но пройдет полчаса или день, и он уже будет верить в другое. Но это не повод ему не верить. Когда мы говорим что-то, мы хотим, чтобы нам верили. И когда это касается наших близких, да порой и обычных людей, пусть это будет правдой. Хотя… конечно, полицейские не имеют такой роскоши.

— Знаешь, по-моему, ты бредишь, — высказал свое самое искреннее мнение Гай. — Большего бреда я в жизни не слышал.

Анарил тяжело вздохнула. Похоже, ей не удалось аргументировать свою мысль.

— Подожди, сейчас объясню. — Она на миг прикусила нижнюю губу. — Вот смотри, например, я захотела мороженого, но обнаружила, что у мороженщика, который его обычно продает, моего любимого нет. Разумеется, я расстроилась. Но разве это серьезно? Нет, это мелочь, о которой и говорить глупо. Но ты заметил, что я расстроенная, и спросил, в чем дело. Я могла этого не ожидать и не захотела признаться в причине, ведь она глупа. Или сказать, мол, так и так. Но в первом случае ты можешь подумать, что я скрываю что-то важное, что-то, что ты должен знать, а я от тебя это утаиваю. Во втором — тебе покажется, что причина слишком глупа, я бы по такой не стала тебя расстраивать. Я имею в виду тот вариант, если бы тебя это волновало. Я вообще рассматриваю ситуацию, как между близкими друзьями или родственниками. Так вот, подумав, что причина слишком ничтожна, ты тут же решишь, что я тебе вру. Вот тебе и конфликт на пустом месте. И опять же, подозревая такую реакцию, я могу соврать, что, мол, думаю о вчерашней ссоре с соседкой. Ты опять же можешь мне не поверить. Узнать, была ли вчера такая ссора. А если ее не было? Ты еще крепче уверишься, что я вру. Наверняка подумаешь, что причина очень серьезная. Может, даже связанная с тобой. Начнешь добиваться от меня правды. Указывать на доказательства моего вранья. Я тут же возмущусь, как это ты посмел проверять мои слова. И пошло-поехало. Куда проще было бы изначально поверить в мои слова, вне зависимости правдой ли они являются или нет.