Книга Театр тающих теней. Конец эпохи - Елена Ивановна Афанасьева

окошках. Хотя доктор Косарев говорит, что места огневищ в пещерных городах устроены так, что огня и света врагу не видно, но Анна решает, что береженого бог бережет, и разжигает огонь только при дневном свете.

Доктор Василий Иванович пока явно в своем уме. Хоть врач он и санитарный, но осматривает девочек, успокаивает Анну, что ничего у них страшного. Переохлаждение, конечно, дурно, но не смертельно, ближе к огню пусть сидят и днем на солнце греться выходят.

– Солнечный свет удивительно полезен. Увеличивает выработку витамина D!

Доктор хочет осмотреть и Анну, кашель ее доктору не нравится, но ей неловко. Даже в медицинском кабинете доктора Бронштейна в Севастополе было неловко, а в караимской кенассе пещерного города тем более.

– Но кашель ваш определенно плох! Нужны лечебные травы. И полоскания. Я выпишу вам рецепт, – заявляет доктор, и Анна понимает, что теперть он в иной стадии сознания.

Ночью во сне или наяву доктор бормочет и бормочет фамилии.

– …Мальцовы… оба… Барятинская старуха княгиня… Алчевский Фёдор Михайлович… Иваницкий… протоирей Константин… крестики… медальоны… крестики… собрать… отыскать…

На другой день ближе к ночи, когда огонь из предосторожности погашен, девочки накормлены хлебом и уложены спать, Косарев совершенно здраво начинает рассказывать.

– Видел страшное. Снега́ в начале марта сошли. Сукровица от разлагающихся трупов в Багреевке из почвенных вод попала в исарский водопровод и в водопроводную сеть Ялты. – Красноармейском свой город доктор тоже не привык называть. – Даже комиссары поняли, что это угроза чудовищной эпидемии. Меня вызвали.

Багреевка. Багреевка.

Анна слышит про нее не первый раз. От писателя Сатина в декабре слышала, что на бывшей даче Фролова-Багреева что-то страшное происходит. Слышала, но к сердцу близко не принимала – после восьми смен режимов принимать близко экзекуции, которыми каждая новая власть зачищает полуостров от прежней, сил не осталось.

– Власти вынуждены меня вызвать и всё показать.

Василий Иванович белее мела, видно даже в слабом свете свечи. Молчит. Не знает, как следующее слово сказать.

– На дачу Фролова-Багреева привезли и спрашивают меня: что делать? – Доктор хватает себя за голову и буквально начинает рвать на себе седые волосы.

Анна много чего повидала за эти годы, но как рвут на себе волосы видит впервые.

– Что делать, спрашивают. Деееелать чтооооо?! Под ногами бассейн. Вы бывали на даче Багреева? Я бывал. Присяжный поверенный Багреев Алексей Федорович. Безупречная репутация. Старинного дворянского рода. Один из предков, хан Багрим, взял жену из рода Рюриковичей, а с ней русское дворянство и вторую фамилию: Фролов-Багреев. Помню этот бассейн в пятнадцатом году летом, полный чистой воды. Гости с детьми в нем плавали. А теперь этот бассейн, Анна Львовна… – Старик, как рыба, выброшенная на берег, ловит ртом воздух. – Полон трупов. Доверху. Лишь чуть сверху присыпан землей. – Доктор говорит то быстро-быстро, слов не разобрать, то слово скажет и молчит. – Верхний слой начали снимать, и стал узнавать знакомых. Алчевского Дмитрия Алексеевича. Штабс-капитана Дзеульского. Фотографа-художника Иваницкого. Самого Багреева Алексея Федоровича. Жену его гражданскую Марию. Багратиона Александра Петровича, – начинает частить доктор. – Владельца дворца в Симеизе Мальцова…

– Ивана Сергеевича?

– Его самого…

Анна описи его имущества печатала и всё гадала, что стало с хозяином.

– И жену его Ирину Владимировну. И сватью их Надежду Александровну Барятинскую. Ундольского…

– Настоятеля Форосской церкви?! – Анна сразу вспоминает отца Павла, к которому в церковь на горе над Форосом часто ходила.

– Нет, сына его Василия Павловича.

Василия Анна помнит с детства, когда Форосскую церковь только построили. Чайный фабрикант Кузнецов, построивший прекрасный особняк и разбивший в Форосе огромный великолепный парк, выстроил в благодарность за спасение царской фамилии при крушении поезда.

Косарев Кузнецова не застал, но его наследника Ушакова хорошо запомнил и Ундольских лично знал.

– Сам Шаляпин, когда гостил у Ушаковых в Форосе, пел в церковном хоре Ундольского! Чехов помогал им в обустройстве школы в Мухалатке, где Василий Павлович уроки вел… Как сознание не потерял, не знаю, Анна Львовна, не знаю…

– Что? Что вы сделали? – осторожно, боясь спугнуть вменяемое состояние доктора, спрашивает Анна.

– Что мог он сделать?! Санитарный врач на оцепленной чекистами даче. – Косарев еще в сознании, но говорит о себе теперь в третьем лице? – В чувство его комиссары привели. Только и мог, что сказать привезти двенадцать подвод негашеной извести и засыпать в бассейн.

Негашеная известь. Двенадцать подвод. Вот о чем в ските бормотал доктор Косарев.

– Домой его, по счастию, в тот день вернули, но…

Тогда Василий Иванович и повредился рассудком, понимает Анна. Родные испугались, что чекисты не оставят в живых свидетеля, и в монастырь его отвезли. После от облавы доктору пришлось оставить скит и в пещерный город самому уходить.

– А крестики и медальоны? – осторожно спрашивает Анна.

Доктор Косарев подозрительно на нее косится – откуда она знает?

– В соседнем с нашим ските вы всё время бормотали, и теперь по ночам про медальоны и крестики бормочете.

– Дорога с главной дороги к даче Багреева крестами усеяна.

Анна хочет спросить почему, но от страшной догадки замолкает. Ведо́мые на смерть срывали и бросали на землю свои кресты и медальоны в надежде, что по ним близкие об их страшной участи узнают.

– Но кашель ваш мне определенно не нравится. И не нравятся белки ваших глаз! Анализы крови сдать вам нужно срочно! И не тяните, голубушка! Немедленно в лабораторию! – бормочет санитарный доктор, и Анна понимает, что его сознание снова перешло невидимый порог.

Через три дня приходит сходивший к брату на станцию в Симферополь Серафим.

– Брат завтра направляется составом в Ростов. Вывезет вас в кочегарке. В Ростове в Соборном переулке у отца-настоятеля бывший послушник живет, поможет, чем сможет, на поезд до Петрограда посадит. Отец-настоятель письмо к нему написал. Но подводы нет, и лошади нет. До станции вам самим идти придется.

Уходят, едва собравшись. Им и собирать нечего. За доктором Косаревым Серафим обещает присмотреть, пока обратно в скит его забрать будет можно.

Много часов под мелким дождем идут в Симферополь, на станцию. Просто идут. Других мыслей уже нет. Идут.

Иной раз между селами кто из крестьян подвезет по пути на подводе, а кто и мимо хрупкой женщины с двумя девочками проедет.

Идут.

И Анна уже не помнит…

…как мокрые до нитки к вечеру доходят до станции…

…как в прокопченном паровозе на дальнем пути находят брата монаха Серафима…

…как тайком едут в его кочегарке, где не только согреться и высохнуть, но и сгореть заживо от адова пекла можно…

…как, доехав до Ростова, по адресу на письме настоятеля