Книга Течет река Мойка. Продолжение путешествия… От Невского проспекта до Калинкина моста - Георгий Иванович Зуев

хотели подвергать опасности такой талант. Рылеев принял Грибоедова тогда условно».

Александр Сергеевич Грибоедов

Первый допрос Грибоедова проводил генерал-адъютант Левашов. Протокол содержит ответы писателя на предъявленные ему вопросы генерала: «Я тайному обществу не принадлежал и не подозревал о его существовании. По возвращении моему из Персии в Петербурге в 1825 году я познакомился посредством литературы с Бестужевым, Рылеевым и Оболенским. Жил вместе с Одоевским и по Грузии был связан с Кюхельбекером. От всех лиц ничего не слыхал могущего мне дать малейшую мысль о тайном обществе. В разговорах их видел часто смелые суждения насчет правительства, в коих сам я брал участие: осуждал, что казалось вредным, а желал лучшего. Более никаких действий моих не было, могущих на меня навлечь подозрения, и почему оное на меня пало, истолковать не могу».

Следственной комиссии в итоге после допросов Грибоедова пришлось наконец вынести решение о невиновности обвиняемого и признать, что он «не принадлежал к обществу и существование оного не знал», но, несмотря на это, по личному распоряжению царя, писатель все еще продолжал находиться под арестом. На вердикте следственной комиссии Николай Павлович тогда четко начертал «содержать пока у дежурного генерала». Автор исследования этого сложного периода жизни А.С. Грибоедова, Милица Васильевна Нечкина, считала, что подобная императорская предусмотрительность была связана с «близостью поэта к генералу Ермолову, которого царь также подозревал в организации военного заговора в Закавказье». Допросы Грибоедова продолжались еще в течение четырех месяцев. Александра Сергеевича освободили из заключения с «очистительным листом» только 2 июня 1826 г. В середине августа Грибоедов по распоряжению министра иностранных дел выехал на Кавказ. В июле 1826 г. началась война России с Турцией и Персией и ведавший «дипломатическими сношениями» с этими странами полномочный секретарь коллежский асессор Грибоедов должен был немедленно приступить на месте к своим непосредственным обязанностям, чтобы затем с триумфом вернуться в Петербург вестником мира с Персией. 15 марта 1828 г. столичная газета «Северная пчела» с восторгом писала: «Вчерашний день, 14 сего месяца, прибыл сюда коллежский советник А.С. Грибоедов с мирным трактатом, заключенным с Персией 10 февраля в Туркманчае. Немедленно за сим 201 пушечный выстрел с крепости возвестил столице о сем благополучном событии – плоде достославных воинских подвигов и дипломатических переговоров, равно обильных блестящими последствиями».

Грибоедов привез Туркманчайский мирный договор, в заключении которого дипломат сыграл выдающуюся роль. Теперь его ждала «высочайшая аудиенция», пожалованный Николаем I чин статского советника, орден и солидное денежное вознаграждение.

Незаметно проходили годы, дома №№ 80–82 на набережной Мойки меняли своих владельцев и изменялись со временем сами. В начале семидесятых годов здания подверглись значительной перестройке и изменили свой облик. В 1870 г. этот огромный земельный участок на левом берегу реки Мойки и все расположенные на нем строения отошли к купцу 3-й гильдии Михаилу Степановичу Воронину. Он был замечательным человеком. Богатый столичный домовладелец, рачительный купец и коллежский асессор Воронин являлся знаменитым Российским ботаником и выдающимся специалистом в области микологии и фитопатологии. Академик М.С. Воронин являлся автором оригинальных исследований, позволивших разгадать секреты циклов развития грибов и охарактеризовать грибковые заболевания сельскохозяйственных культур. Михаил Степанович один из первых описал и классифицировал клубеньковые бактерии. Ученый с мировым признанием, академик Воронин, был также известен в Санкт-Петербурге своими замечательными первокласными банями.

В 1870–1871 гг. во дворе бывшего дома Егермана новый владелец М.С. Воронин по проекту товарища председателя Русского общества народного здравия, архитектора П.Ю. Сюзора, построил необыкновенные бани, названные по имени инициатора их возведения и хозяина – академика и купца 3-й гильдии

Михаила Степановича Воронина. Созданные зодчим Сюзором на Мойке, бани являлись не только столичной новинкой, но и шедевром среди мировых образцов подобных городских строений. При проектировании Воронинских бань архитектор Сюзор учел все технические достижения того времени. В них предусмотрели эффективную вентиляцию всех банных помещений, фонтаны и бассейны для плавания с регулируемым уровнем и температурой воды, обложенные изразцами печи-каменки с механическими разбрызгивателями, особое асфальтовое покрытие полов и прочие новинки.

Кладка стен и перекрытий здания Воронинских бань проводилась с использованием особо прочного и стойкого к влаге цемента Роше. Своды помещений с высокой влажностью крепились новинкой того времени – портландским цементом, который от сырости становился лишь прочнее и тверже. Помещения мылен и парилок обшили шпунтованными толстыми досками. Окна в помещениях бань П.Ю. Сюзор расположил на достаточно высоком уровне. Внутри банных залов постоянно работали фонтаны и находилось три бассейна, отделанных мрамором. В них по требованию клиентов можно было менять уровень и температуру воды.

Вода в бассейнах была проточной, поступающей из специального артезианского колодца. Размеры всех трех мраморных бассейнов позволяли клиентам свободно плавать в них. Потолок над бассейном отделения первого класса был отделан зеркалами. На любой непредвиденный случай в банях Воронина всегда существовал резервный запас воды. Для Воронинских бань архитектор предусмотрел особое техническое устройство печей, а вокруг самой большой каменки тогда специально соорудили комфортную скамью для обогрева спины. Наиболее дорогие банные номера освещались газовой бронзовой люстрой. Все отделения Воронинских бань оборудовали современной удобной мебелью, а в женском отделении установили изящную мебель в стиле Людовика XVI.

В банях Воронина существовало четыре класса – за 3, 5, 8 и 15 копеек. Но имелись и 6-рублевые номера из пяти комнат, одна из которых была отделана в турецком стиле. Существующий специальный номер-люкс предназначался для особо важных клиентов, в числе которых были многие великие князья – любители водных процедур и русского горячего пара.

Воронинские бани обслуживались значительным штатом работников, их число составляло более 500 человек. Зодчий при проектировании бани специально предусмотрел помещения для обслуживающего персонала.

Банщики и парильщики вызывались с помощью звонка. В бане также работала «бабка» для оказания помощи. Пока посетитель мылся, можно было выстирать, высушить и погладить белье, в прачечной при бане это стоило 1 копейку.

Мочала в Воронинских банях были двух видов: лубочные из рогожи и кокосовые, которые делали на канатной фабрике Гота. За хранение одежды и за веники нужно было платить, расчески выдавались бесплатно.

При входе в баню, на лестнице, стояло чучело бурого медведя. Из вестибюля на Фонарный переулок выходило огромное окно с венецианскими матовыми стеклами. Неподалеку от него установили мраморную статую. Внутренние помещения бани украшали прекрасные терракотовые статуи работы скульптора Д.И. Иенсена.

Даты постройки Воронинских бань запечатлены на одной из изразцовых печей, построенной в русском стиле: «Заложены 23 июня 1870 г. Окончены 23 апреля 1871 г. Для посетителей баня открылась в июне 1871 г.».

За проект создания Воронинских бань в 1872 г. на Политехнической выставке в