Книга Любовь по завещанию - Анастасия Князева

— Ты говорила, что ни одна девушка не захочет чувствовать себя предметом для достижения чьей-то цели, а теперь? Что изменилось? — развернувшись к ней лицом, удивлённо вздёрнул бровь. — Когда я, наконец, решил остепениться и попробовать себя в новой роли, ты говоришь мне «не нужно». Почему? Откуда эта категоричность? Откуда ненависть к Саре? И не пытайся врать, бабушка, — отрицательно мотнул головой. — Всё равно не поверю. Мне нужна только правда.

Впервые в жизни я был готов повысить на неё голос. Спорить до тех пор, пока не узнаю причины таких веских перемен. Пока не пойму, кто она, чёрт возьми!

Бабушка нахмурилась и нервно теребила в руках платок. Она всё ещё носила траур по деду, хотя тот не заслужил подобного уважения к себе…

— Вы уже подписали брачный договор, — начала неуверенно. Прежней прыти как не бывало. — Через пять месяцев этот фарс закончится, и я не хочу, чтобы из-за твоей любвеобильности она забеременела от тебя, — при слове «беременность» у меня глаза на лоб полезли, а по спине прошёлся неприятный холодок. Ощущение, будто она только что влепила мне пощёчину было слишком реальным, чтобы отмахнуться от него.

О чём, блять, она говорит?! Какая беременность? Какой ребёнок? Что за херня?!

— Никто не против, чтобы ты развлекался с этой девчонкой, — словно не видя моего застывшего лица, продолжала Анна Александровна. Назвать её бабушкой не получалось даже в мыслях. Нет. Эта женщина не моя бабушка. Или… Снова острая боль пронзила грудь. Или же это и есть её истинное лицо? — Спи с ней сколько хочется, но я не позволю, чтобы эта безродная стала матерью моего правнука!

— Замолчи, — зарычал подобно раненому зверю. Больше выносить её я не мог. — Замолчи уже! Ты хоть понимаешь, что ты несёшь? Кому ты это говоришь? О ком смеешь так отзываться? Безродная?! — кровавая пелена застилала глаза, воспаляя белки. Во мне пробудился зверь. Дикий. Безжалостный. Голодный. Он требовал крови. — Сара — моя жена. Жена! И я никому не позволю называть её безродной девкой. Никому!

В тот миг я понял одну вещь, которая заставила весь мой внутренний мир окончательно перевернуться. Больше не было того Артура, которого слепила эта женщина. На протяжении долгих лет, пока мой отец наслаждался жизнью, меняя любовниц как перчатки, бабушка делала всё возможное, чтобы слепить из меня того «сына», которого так и не сумела воспитать. Это с её лёгкой руки я перестал общаться со старыми друзьями, записав их в класс «недостойных», ведь они стояли ниже нас на социальной лестнице. Из-за неё умер добрый и наивный малыш, который в шесть лет стал сиротой. Она его убила…

Я смотрел на Анну Александровну и видел в ней ангела. Она была для меня всем: матерью, отцом, бабушкой и подругой в одном лице. Я считал её идеалом добродетели, обладательницей всех тех качеств, которыми должен обладать каждый человек. А на деле всё оказалось куда проще. Стоило мне только встретить Мышку, такую чистую и невинную, как прежний мир перестал казаться мне правильным. То что когда-то было белым, оказалось хорошо замаскированным чёрным. Добро обернулось притворством, а любовь — лицемерием.

Сейчас, в глазах моей бабушки не бело и тени любви. Ненависть, злоба, презрение, но не любовь. Неприятный вопрос закрался в голову: «А любила ли она вообще? Был ли я для неё внуком или безродным мальчишкой, которого она пожалела?». Он не давал мне покоя. Разъедал изнутри, подобно серной кислоте, попавшей на открытый участок кожи. Медленно, он, сантиметр за сантиметром, расщеплял во мне остатки сомнений, заставляя осознавать собственную слепоту. Словно незрячий, которому подарили возможность взглянуть на этот мир, я смотрел на себя со стороны и будто видел впервые. Признаться честно, увиденное не вызвало во мне ничего, кроме стойкого презрения.

— Как ты смеешь?! — завизжала бабушка, вскакивая с места и размахивая руками. — Ты говоришь это мне, Артур?! Мне?! — ударила ладонью себя в грудь. — Той, что воспитала тебя? Той, что не желает тебе ничего, кроме добра?

— Прекрати, — спокойно перебил её эмоциональную речь. Больше она меня не трогала. Я, ровным счётом, ничего не чувствовал. — Не делай так, чтобы я отказался от тебя, бабушка. Но, — она сильно побледнела, — видит Бог, всё к этому и идёт. Поэтому, лучше молчи. Знаешь ведь, я не стану терпеть. Не позволю, чтобы имя моей жены упоминалось в подобном контексте. Не позволю говорить о ней так, как это сделала ты. Хочешь ты этого или нет, но Сара — моя жена. И она будет ею до тех пор, пока я сам не решу с ней расстаться. Это понятно?

Ответа дожидаться не стал. Мне хватило откровений на этот день. Развернувшись, заторопился к выходу из дома, который когда-то считал своим. Идиот! Оказывается, я так и не смог стать для неё внуком, как бы ни старался. Взгляд бабушки, когда она смотрела на меня сегодня, был этому лучшим доказательством. Мы с Мышкой для неё всегда будем безродными сиротками. Однажды ей удалось сломать меня, но не в этот раз. Больше я не позволю манипулировать собой, не буду марионеткой в её руках. Отныне у меня есть, за что бороться.

При мысли о моей Мышке, невольно улыбнулся. Последние сомнения развеялись, словно их никогда и не было. Я изменюсь. Ради неё. Ради того, чтобы стать достойным Сары. Я стану тем Артуром, которого она полюбит!

Сара

Расположившись на диване, в гостиной, внимательно наблюдала за спором мамы и Амелии. Сестра никак не хотела сдаваться, не шла на уступки.

— Откуда эта бредовая идея? — в очередной раз за день, спросила мама, всплеснув руками. — Почему ты хочешь уехать именно сейчас? Когда я так в тебе нуждаюсь… Сара замуж, она обязана жить в доме мужа. А я, — мамины глаза заблестели от слёз. — Что буду делать я, Мел? После смерти Тиграна и, — начала заикаться от слёз, — и в-вашего от-ца…

Договорить она так и не смогла. Из горла женщины вырвался сдавленный всхлип, она расплакалась. Без сил присев рядом со мной, позволила себя обнять.

Несколько секунд сестра смотрела на маму таким растерянным и опустошённым взглядом, словно была вовсе не здесь. Мысли её витали где-то очень далеко от дома, далеко от нас. Наконец, в глубине зелёных глаз Амелии появилось осознание, которое вмиг сменилось раскаянием. Не говоря ни слова, она бросилась к нам, присев по другую сторону от мамы.

— Прекрати, — шептала Мел, гладя маму по спину и волосам. — Пожалуйста, не плачь. Ты права. Ты во всём права, — теперь плакали мы трое. — Я — самая настоящая эгоистка… Я никуда не поеду. Останусь здесь, с вами. Обещаю.

Наши руки невольно соприкоснулись, взгляды оказались на одном уровне. Зелёные, полные скрытой тоски и отчаяния, глаза сестры встретились с моими, растерянными карими. Мы смотрел друг на дурга так, как ещё никогда до этого. Впервые мы были не вечно соревнующимися соперницами, а сёстрами. Настоящими. Родными…

Странное тепло разлилось в груди, отогревая замёрзшее сердце. Ледяная корочка, которой была покрыта моя душа, начала медленно таять. Сара, которую всегда предпочитали игнорировать, наконец, была нужна и любима.

Кажется, это заметила не я одна. Мама, словно почувствовав изменения, произошедшие в нас, отстранилась и села ближе к спинке, чтобы видеть обеих. В глубине её глаз светилась робкая надежда. Взяв нас за руки, заставила соединить их, накрыв своими дрожащими ладонями.